– Объясню, когда подъедешь. Я – в Успенском, жду тебя.
Через час Ульянов уже поднимался по ступеням загородного дома Дробота. Резиденция «Успенское», или «ближняя дача», находилась на месте бывшего ведомственного пионерского лагеря «Восход». В 90-е и лагерь, и само ведомство почили в бозе, а 5 гектаров подмосковной земли с сосновым лесом, яблоневым садом и прудом отошли некоему благотворительному фонду, ратовавшему за возрождение «русских традиций». Впоследствии учредители фонда, видно так и не сумевшие договориться, какие традиции следует возрождать, благополучно друг друга перестреляли. И вот тогда лакомый кусок недвижимости, как созревший плод, чудесным образом упал прямо в руки Аркадию Борисовичу.
Строительство резиденции Дробот начал не сразу, выждал для порядка год-другой, осмотрелся, потом архитектора пригласил из-за границы. Работы велись основательно, без спешки, в этом – весь Дробот, последовательный и методичный. Но Ульянову результат не понравился. Эта ближняя дача, построенная в модном ныне скандинавском стиле, – и центральный дом, и прочие хозяйственные службы, – производила на него какое-то странное впечатление холода и необжитости. Плоская серая крыша, голые окна в человеческий рост, одетые в стекло и металл, пустые балконы – глазу даже не за что зацепиться. Внутри, в огромном и пустом вестибюле, ощущение холода не исчезало, хотя, объективно говоря, с отоплением здесь все было в порядке.
У входа на ступенях Николая Николаевича встретил охранник с гладким, розовым, как у целлулоидного пупса, лицом. Ульянов сам распорядился, чтобы охрана в нынешних обстоятельствах была усилена.
– Доброе утро, Николай Николаевич.
– Доброе, – кивнул он в ответ и вошел в дом.
Тотчас навстречу ему поспешила женщина в форменном платье:
– Аркадий Борисович вас ожидает. Он в кабинете.
В холле второго этажа на Ульянова, едва успевшего подняться, наскочил огненно-рыжий парень, «дачный» секретарь Дробота и какой-то его дальний родственник. Парень был довольно бестолковым, но Аркадий Борисович чтил родственные связи.
– Ох, Николай Николаевич, ночью мы совсем не спали, искали что-то, все шкафы перерыли, а потом он меня выставил… – испуганным полушепотом сообщил рыжий.
И действительно, в кабинете шефа царил непривычный беспорядок. В беспорядке был и сам хозяин, сидевший на стуле посреди разбросанных по полу бумаг, бледный, всклокоченный, он выглядел то ли больным, то ли похмельным, хотя запаха не чувствовалось.
Ульянов кашлянул, давая знать о своем приходе:
– Аркадий Борисович, ты что ж, совсем не спал?
– А, это ты… проходи… – Дробот поднял на него красные, воспаленные глаза и метнулся к письменному столу.
«А ведь “Робот” переживает!» – с удивлением констатировал Ульянов.
Стол был завален бумагами вперемешку с грязными чашками, стаканами и рюмками.
– Вот, погляди, что нашел! – И Аркадий подал Ульянову файл с каким-то документом.
Заверенный печатями, документ выглядел внушительно, но составлен был не по-русски.
– Это что? – осторожно спросил Ульянов.
– Экспертное заключение. Там перевод есть. Читай, Коль, читай вслух.
И, не задавая больше вопросов, Ульянов стал читать:
«
К заключению были приложены распечатки фотографий перстня.
– Постой, так эту вещь украли? – спросил Ульянов, обернувшись к шефу – тот беспокойно ходил по кабинету из угла в угол.