Роковой сон Спящей красавицы

«…Черновик письма Марселины Монтес я отыскала год назад в библиотеке монастыря Сан-Хуан, в Старой Кастилии. При монастыре с давних пор до середины XX века работала лечебница для душевнобольных. Туда несчастную поместили насильно. Любовь всегда наказуема: связь с Петипа в аристократической среде считалась мезальянсом и вызвала громкий скандал. Все ополчились против нее: и родственники, и общество, и даже крестьяне ближайшей деревни, которые сожгли ее поместье. Конечно, влюбленных разлучили, Петипа спешно покинул Испанию, а убитую горем и близкую к помешательству Марселину заключили в монастырь Святого Хуана. Там наряду с другими вещами, принадлежавшими графине, я и нашла черновик ее письма. Он написан по-французски, и с переводом Вы справитесь без моей помощи. В письме идет речь о некоем кольце. Возможно, Вы интересовались именно им?»

– Браво, Мария! – испустила ликующий крик Арина и, потирая руки, уже собиралась открыть вложенный файл. Ее охватило счастливое, ни с чем не сравнимое предчувствие скорой победы. Она уже почти не сомневалась, что в нем и есть разгадка. В голове грянули литавры, сводный духовой оркестр заиграл туш, да так громко, что она даже не сразу сообразила, откуда доносятся голоса…

Звонок в дверь минутой ранее она не слышала вовсе.

– Ариша! К тебе пришли! – донеслось из прихожей. Ермоловские обертона в голосе матери сигнализировали о том, что в доме – мужчина.

Напрочь забыв про пижаму, Арина шагнула в коридор. Там, в дверях, переминаясь с ноги на ногу, стоял Ульянов, держа в руках, точно винтовку, огромный букет роз, и слабо отнекивался от настойчивого Тамариного предложения «выпить чайку».

Увидев дочь в пижаме, Тамара Павловна сделала страшные глаза и для большей убедительности одними губами прошептала что-то угрожающее.

Когда Арина, наскоро приведя себя в порядок, пришла в кухню, Тамара и Ульянов о чем-то беседовали, увлеченно и вполне по-свойски, будто были знакомы сто лет.

– Не беспокойтесь, Арина… я на минутку. – Николай Николаевич привстал. Высокий, широкоплечий, казалось, что он занимал половину кухни. – Просто хотел засвидетельствовать свое уважение. М-н-э-э… это вам. – И он кивнул на стоявший в кувшине роскошный букет, видно, подходящей вазы для него не нашлось.

– Очень красиво, – с умильной улыбкой произнесла Тамара Павловна и покосилась на дочь.

Та, соглашаясь и вспоминая, когда в последний раз ей дарили цветы, одобрительно закивала:

– С вами, товарищ полковник, чем дальше, тем удивительнее. Спасибо, приятно. Сообщение, как мы договорились, я вам переслала.

– Да-да, так точно, я все получил. – Освобождая для нее место на диване, Ульянов подвинулся, под его весом старый югославский уголок протяжно застонал, а из лежащей рядом сумки, любимого Арининого кожаного мешка, на пол посыпалась всякая всячина: косметика, расческа, диски, портмоне, книга мемуаров Дандре…

Ульянов вскочил, рассыпался в извинениях и уже было ринулся под стол, но Арина его остановила:

– Позвольте, я сама. – Наклонившись, она вернула содержимое обратно в сумку.

– Это потому, что кое-кто никогда не убирает за собой вещи! – произнесла Тамара Павловна и понимающе удалилась.

– И как это женщины носят с собой столько всего… – в смущении бормотал Ульянов, допивая остывший чай. – Кстати, Арина, по поводу публикации вашего исследования, сегодня с утра я переговорил с нашим отделом культурных инициатив, так вот они готовы сотрудничать, могут подключить прессу, телевидение…

– Николай Николаевич, прошу, приберегите хоть что-нибудь на завтра! А то все сразу, в один день! И цветы, и телевидение! – весело засмеялась Арина, от переизбытка новостей голова у нее шла кругом. – Да и работа моя еще не завершена.

Ульянов усмехнулся в ответ, но глаза его при этом были как-то уж очень серьезны, казалось, в глубине их таится тревога.

– Собственно, я только это… только с этим пришел.

– Может, вы что-то еще хотели сказать?

– Не возражаете, если я завтра вам позвоню?

– Буду рада, – сказала Арина. Она действительно была рада.

* * *