Роман без героя

– Так дайте мне этот рецепт! Я больше не могу видеть этих призраков, слышать запах бензина и вой черного пса… Я поеду в облздав, но это китайское лекарство добуду! Любой ценой.

Фока Лукич успокоил больного:

– Никаких больших средств, как раз, и не требуется. Нужно другое…

– Что? Я на всё согласен.

– Чтобы раз и навсегда прекратились ваши пароксизмы, нужны три вещи: полнолуние, стакан теплой собачьей крови и торжественное погребение пса.

– Что-о?

Фока Лукич повторил.

– Что значит – торжественное? Собак просто закапывают.

– Ну, это необходимое условие – похоронить черного пса с почестями. Венки от сослуживцев, родственников, благодарных земляков… Духовой оркестр, цветы и поминки… Для вас, Григорий Петрович, думаю, ничего сложного.

Доктор поправил опять съехавшие на бок очки в подломанной оправе, пытливо глядя на ночного посетителя. «Рецепт от старца Амвросия» был придуман спонтанно, на ходу. Теперь он начал сомневаться: поверит ли в него пациент? Если да, то успех, чувствовал он, обеспечен.

– Ну, как?

Григорий Петрович помолчал.

– А где же взять стакан… собачьей крови? Да еще – тёплой? Её ж в аптеках не продают, – сказал с гримасой отвращения на лице Карагодин.

– И лучше всего крови от черной собаки… Свежей, от только что убитого пса… Так лечил от падучей старец Амросий. Стопроцентное попадание в цель! Я понимаю, есть издержки, неприятные моменты этого метода, но цель, согласитесь, Григорий Петрович, оправдывает средства.

Он вздохнул, думая о чем-то своём. Потом встал. Слегка поклонился доктору. И, не подав руки, выбежал на дождь.

Глава 41

ПОДРУКАВНЫЙ ХЛЕБ⁷⁵ – ЕДА НЕ ДЛЯ РЕКСОВ

Литературное творчество Иосифа

В тот год отменили карточную систему. Великое событие это прошло без торжественных заседаний и речей, но оно вселило в слободчан их вечную надежду, что жизнь действительно станет лучше и веселей. Председателю же сельпо Вениамину Павловичу свободная торговля ничего, кроме головной боли, не принесла.

Хлеба теперь в сельпо отпускали до пяти буханок «в одни руки». За деньги. Но денег у населения было что кот наплакал… Да и хлеб слободская пекарня пекла из муки второго сорта, который прозвали «подрукавным».

За ужином Григорий Петрович сказал Ольге:

– Мякина не пропеченная, а не хлеб! Из фуража они там, что ли, муку мелят?

Партизанская кухня сильно подорвала пищеварение секретаря райкома. Любая кислая пища давала по ночам о себе знать нестерпимой изжогой. Даже райкомовский паёк, такой же незыблемый в этой жизни, как зековская пайка, не спасал от напастей больного желудка.

– Сода у нас есть? – хмуро спросил Григорий.

– Должна быть… – равнодушно ответила Ольга, убирая со стола остатки ужина. – В буфете посмотри, Гриша.

– «В буфете»!.. – передразнил жену Карагодин. – Сколько раз тебе говорить: пусть стоит на столе, в баночке.

– Не ори, Сёпку разбудишь…

– Я не ору, а говорю. У меня голос такой.

Он, хлопнув дверью, вышел на крыльцо, накинув на плечи полушубок. Полез в карман за папиросами, но курить раздумал. Большая черная собака, которую ему отловили коммунальщики «по спецзаказу» аж где-то за старым шляхом, напряженно замерла у своей будки. Пес поднял слюнявую морду к небу. Рекс (так он назвал своего будущего исцелителя), никак не хотел признавать в нем своего хозяина. Дикая звериная вольница не выветривалась из огромной башки пса ни сахарными косточками, остатками жирных щей, ни другими щедрыми подачками.

Собака чего-то нервно ждала, подрагивая плотным шерстяным телом.

– Рекс! – позвал Григорий.

Пес как бы нехотя повернул к нему голову, оскалил морду и зарычал.

– У, сука! – сплюнул на ноздреватый мартовский снег, осевший коркой к земле, Карагодин. – И ведь жрешь с моего стола, чего нынче и на праздники люди не едят. А только всё, как волк, на луну молишься да лес смотришь…

– Жрать хочешь? – спросил пса Григорий.

Собака, напружинившись, смотрела на него желтыми холодными глазами.

Карагодин сходил на кухню, взял полбуханки кислого хлеба, вернулся на крыльцо.

– На, подавись!

Но пес, понюхав «подрукавную» подачку, отвернул морду.

– Даже собаки этот хлебушек не жрут… – засмеялся Григорий, чувствуя подступающую тошноту.

Луна выкатилась из-за черневших вдали острых макушек сосен. И мертвый ее свет будто ослепил Карагодина. Он болезненно зажмурился, загородившись ладонью.

– Не буди их… – шепотом попросил он яркую полнолицую луну. – Господи, какое полнолуние!

И в этот момент завыл Рекс. Раз, другой третий… Он будто неистово молился на хозяйку ночи, пугая еще не уснувших обитателей улицы Петра Карагодина.

– Пора! – решил Григорий Петрович. – Старец Амвросий принесет мне исцеление. Только чтобы не приходили… Чтобы не приходили… Тут и теплую мочу выпьешь, не то что собачью кровь.

Он, сбросив на крыльце дубленый полушубок, чтобы не стеснял его в действиях, вернулся в дом. Не зажигая свет, долго лихорадочно шарил дрожащей от напряжения рукой в нижнем ящике своего стола. Наконец, нашел, что искал. В лунном свете он с «чувством безотчетного восторга» взглянул на лезвие старого немецкого штыка с числом зверя у основания клинка.