– Каждому – своё, – неудачно пошутил Игорь Васильевич, но тут же постарался загладить свою вину, которую он чувствовал, но искусно скрывал.
– Не обижайся, сынок, – уже с извинительными интонациями сказал профессор. – Я же говорил, что не нужно было вызывать полицию.
– Почему ненужно? Даже отпечатки пальцев не сняли! А их тут – легион!
– Ненужно, потому что этот… с позволения сказать, серый человек, который уже давно как банный лист прилип к моей заднице, не оставляет ни отпечатков пальцев, ни генетических следов, ни-че-го вообще не оставляет, что могло бы его уличить.
Старший лейтенант Волохов пожал плечами.
– Всё это, пап, только твои фантазии, навеянные твоей фобией, страхом перед мифическим Серым посланником…
– Да, мифическим! Можно сказать, легендарным! – перебил профессор сына. – Он действительно будто из легенды об Агасфере пришёл и в наше время. Но это ведь не мои фантазии. Ты ведь его – видел? Ну, отвечай! Видел Серго посланника?
Волохов выдержал паузу, потом, пытаясь не заводить отца, проговорил:
– Ну, видел… Сидел в песочнице какой-то бомж… Нуда, типичный бомж. В старой серой шляпе, которую нашёл на помойке. Выжрал свой пузырёк «боярышника» и через какое-то время прошёл мимо нас. Бомж как бомж. Глаза только воспалённые, больные… Сосуды от вечной пьянки лопнули – вот тебе и «серый посланник» и «серый кардинал». У нас такими «кардиналами» весь обезъянник забит. Ближе к полуночи…
Профессор укоризненно покачал головой.
– И ничегошеньки от подающего та-а-кие надежды аспиранта Волохова не осталось… Стопроцентный полиционер, прости меня, грешнего!
Волохов-старший закашлялся, промокнул заслезившиеся глаза носовым платком внушительного размера, шумно высморкался.
– «Ближе к полуночи!..», – спародировал он сына. – Да пойми ты, умная голова, что времени для него вообще не существует. Он – из другого измерения. Из того, куда уйдёт твой, мой Атман, если не найдёт себе достойного пристанища. Пристани своей жизненной. Внешней оболочки, господин бывший научный сотрудник! И не обязательно природной, биологической. Атман своей энергией, интеллектуальным и чувственным опытом, объёмом генетической и исторической информации, накопленная в каждом конкретном, так сказать, индивидуальном Атмане, начиная с первого шага человека на нашей планете, способен оживить – всё…
Владимир, театрально закрыв уши, картинно, со всего маха бросил своё атлетическое тело в старое кресло, и оно жалко заскрипело под грузным телом накаченного на тренажёрах оперативника.
– Атман, Атман, Атман!.. – не открывая уши, качал головой Володя. – После той твоей командировки на Гималаи, я только и слышу это проклятое слово!
Сын опустил руки, достал сигареты и нервно закурил.
– Поэтому, отец, я стал реже бывать у тебя… Ты ведь, как это называется, полностью порабощён, притом, заметь, маниакально порабощён свой идеей-фикс! Я хотел с тобой посоветоваться о свадьбе с Марией, но куда там!.. Ты ведь занят своей глобальной проблемой целиком и полностью занят. Твоя голова бессмертием забита!..
– А этот кавардак в квартире? Или я сам всё тут верх тормашками перевернул?
– Обычное ограбление…
– А деньги, сто пятьдесят тысяч, которые остались от проданной дачи, почему же не взяли? Вон они, в левом ящике стола. Не в сейфе, заметь, а в ящике, который никогда и на ключ-то не запирался, как лежали, так и лежат… А жёсткого диска и самого ноутбука – нет. Флешки – как корова языком слизала… Кой-какие записи, касающиеся атманоприёмника, исчезли… На какой хрен, простите, всё это понадобилось какому-то, как ты говоришь, «типичному бомжу», понадобилось? Задницу свою моими схемами подтирать?
После этих отцовских слов Володя звонко шлёпнул себя ладонью по крутому лбу.
– Ах, дубина стоеросовая, полиционер стопроцентный!..
Волохов удивлённо посмотрел на сына.
– Да как же я раньше то не додумался, что это работа спецслужб.
Он резко поднялся, будто катапультировался из глубокого профессорского кресла, заметался по комнате некурящего отца в поисках большой хрустальной пепельницы.
– Если ты, судя по манекену, работаешь над созданием киборга, робота с искусственным интеллектом, то ведь это – универсальный солдат, о котором мечтают все армии мира. Он прочен, вынослив, не боится ни воды, ни огня, а в случае выхода какой-то функциональной части его не нужно класть в госпиталь для долговременного лечения. В военной мастерской или прямо на поле боя ему легко заменят простреленный блок – и вперёд, к полной победе над проклятым врагом! Не так ли, отец?
Губы профессора самопроизвольно вытянулись в скептическую улыбку. Он с жалостливой любовью посмотрел на доморощенного наивного, но такого родного оратора, родившего хоть какую-то мысль.
– Дурак ты, Вовка, – не снимая улыбки с лица, сказал отец. – Может, ты и законченный дарвинист, но, надеюсь, не веришь, что человек произошёл от обезьяны?
У Владимира проснулось чувство противоречия, свойственное всем беспокойным натурам, всегда и во всё пытающимся «дойти до самой сути».