Роман без героя

Он попытался. И счастливо поймал. Красиво соврал в Курском губисполкоме, придумал героическую биографию, нашел земляков-свидетелей, подтвердивших «рабоче-крестьянскую закваску» Петра Ефимовича (социальное происхождение было безупречно), попадания в кутузку за воровство лошадей представил как политические аресты за большевистскую агитацию, вступил в РКП(б) и даже был избран на губернскую партийную конференцию – и пошло, поехало… Легенда обрастала былью. Ему охотно верили. И он понял, что любой революции нужен свой героический эпос, свои легенды. Без этого революции не живут в памяти человечества.

Когда я в 1921 году, отсидев в подвале ГУБЧК три месяца, голодный, без денег и документов, диплома врача, с погибшими надеждами брел по грязным улицам Курска, где у меня не осталось ни одной родной души, случай резко повернул и мою судьбу.

– Доктор! – закричал кто-то с противоположной стороны улицы. – Доктор, это ты?

Я узнал его сразу – уж больно фактурная личность, чтобы не запомнить на всю жизнь даже после шапочного знакомства. Удивился, что он узнал меня: уж очень непрезентабельный вид был тогда у меня на курской улице.

– Нет, Карагодин, – ответил я печально.– Это, как видишь, уже не я…

– Я по направлению губкома возвращаюсь в родную Слободу, новую жизнь строить, – сказал он. – Предлагаю поехать со мной. Расскажешь людям, как я работал в солдатском комитете.

– В комитете?

– В комитете, комитете… – с нажимом на слова повторил он. – Агитировать втыкать штыки в землю и брататься с немцами. За то меня Горин и расстреливал…

Он засмеялся лающим смехом:

– Примете бывшую земскую больницу. В не врача еще в девятнадцатом в расход пустили… Едете?

Куда мне было деться? Я согласился.

– Ну вот, – похлопал он меня по плечу. – Помните, я вам обещал, шо пригожусь… Вы ко мне по-человечески, и я к вам. Рука руку моет.

По дороге в Слободу он рассказывал мне о сыне. Его на этот раз удалось пристроить к соседям – в семью Захаровых, там без куска хлеба и крынки молока малого не оставят. С болью в сердце вспоминал о своей жене-красавице, которая ускакала на белом жеребце с героем гражданской войны атаманом Щербатым.

Любку – я это хорошо чувствовал – ему было искренне жаль… Любовь была настоящей. (Немногое настоящее, что окружало его последние годы). И как теплое, хотя и щемящее сердце, воспоминание о ней остался этот с виду робкий, испуганный еще в детстве мальчик – Гриша Карагодин. Точная копия Петра: черноглазый, чернобровый, с густой копной упругих, будто из проволоки, волос на вытянутой огурцом голове. И такой же взрывной, гневливый, с цепкой злой памятью… Такой, как и он, Петруха, никому не спустит – ни друзьям, ни врагам. Далеко пойдет по новой жизни жизни, думал я, если власть подсадит на нижний сук… А подсадит обязательно. Если сын за отца при новой власти в ответе, то власть в ответе за сына борца и героя. Вырастит из сына свин, если отец свинья. И сын – борец за светлое будущее, если отец герой. Как там, плывут пароходы – слава героям и так далее…

Нужно только поскладнее и поярче сочинить свою революционную биографию, сделать так, чтобы простодушный народ, падкий до любых придуманных кумиров, поверил.

Поверит ли?..

К нашей встрече на улицах губернского Курска Карагодин в этом уже не сомневался. Казалось, что он и сам горячо поверил в свою героическую легенду. Если так, то другие, размышлял он, поверят в нее – с радостью великой. С вечной народной жаждой быть обманутым сладкими обещаниями и счастливым сказочным концом. Ведь во всех русских сказках Иван-дурак при помощи злой – или доброй силы, живой или мертвой воды, какая разница? – сковырнув царя с трона, сам забирается с ногами в руководящее мягкое кресло, чтобы разделять, властвовать и себя, любимого, не забывать.

Нужно только, чтобы эти баловни судьбы – хитроманы у власти – тоже придумавшие себе былинные легенды, уже не крестом святого Георгия, а своей звездой, снятой с созвездия Псов, наградили… Наградили, а не в тюрьму посадили, страшась конкуренции более удачливого соперника на княжеский (всегда – кровавый) престол.

Рисковал? Кто не рискует, не пьет не только шампанского… Жил настороже. Но по мере утверждения своей лжи во спасение, жил все слаще, все теплее и уже пил чай с колотым сахарком не в прикуску, а по три ложки в кружке намешивал.

Что ждало его: судьбы награда или тюремная ограда – он точно не знал. Но чувствовал: кто-то ведет его по этой жизни железной рукой. Направляет и обороняет его. Спасает от друзей и врагов. От самой смерти, её цепких костлявых рук уводит куда-то… Кто и куда?

В тот день, когда он меня встретил в Курске, Петра Карагодина уже знали, как верного большевика, героя гражданской войны. Покинутый Любовью, он вернулся в Слободу другим человеком.