roman_dich_pesni_s_temnoy_storony

Дитё наше чаще всего у себя в комнате резалось в одну из бесчисленных своих игр, или просто лазило в долбаном Интернете. Меня меньше всего ин­тересовало, где там чадушко шарахается. Нет, периодически я конечно, как добропорядочный семьянин, устраивал сыну разносы, чаще для порядка: «я в твои годы!..», «Бля, нынешнему поколению ничего не надо...» — так я по-отечески наставлял изредка, чаще всего за провинности, чаще всего по выход­ным. И прыщавое худое чадо в жёлтой майке с дебилоидным каким-то рисун­ком и камуфляжных штанах, из которых сын в последние дни не вылезал, по­корно опускало длинноволосую башку, краснея и блудливо взглядывая на меня и в сторону, мол «Пизди, пизди, папаша, всё равно, по-моему, будет!».

Вот такая банальная жизнь, как у многих мужчин. И с тобой мы позна­комились, как водится, тоже банально: я охранник в фирме, куда ты устраива­лась на работу, но так и не устроилась. Впрочем, теперь это неважно. Когда ты вошла, я равнодушно окликнул тебя: «Девушка, вы к кому?» — и окаменел от твоего взгляда, и всё моё мужицкое, полузвериное всколыхнулось тогда во мне. И мы с тобой стали говорить так, словно знали друг друга с рождения, легко и

непринуждённо, правда, говорил больше я. Ты мне ещё тогда показалась не-

75

много замкнутой. Ты дала мне свой номер, я про себя ещё хмыкнул: мол или сверхдоступная, не подцепить бы чего на ней, или динАмит. Последнее мне ка­залось наиболее вероятным, поэтому я небрежно алёкнул в трубку вечером, по дороге с работы, предложив встретиться где-нибудь. Но, услышав твоё тихое: «Я никуда не хочу идти... Приезжай лучше ко мне», словно дар речи потерял, промычал: «А что, можно?» — и в ответ услышал, как ты называешь свой ад­рес ...

Тогда в постель мы попали... Попали совершенно неожиданно: только что сидели, разговаривали, причём ты у себя дома казалась такой же молчали­вой, и вдруг я бросаюсь, обнимаю тебя и наши губы уже в поцелуе а ты не про­тивишься и я с лихорадочной поспешностью начинаю раздевать тебя, а ты по­могаешь мне с полуулыбкой и влажно поблёскивающими глазами, и я покры­ваю всё твоё тело поцелуями и жадно, жадно оглаживаю... И эти встречи длят­ся уже несколько месяцев и ты всегда малоразговорчива, и я люблю в тебе всё — и твою страсть и твою молчаливость... Всё!.

«Всё...» — эта фраза не пришла мне в голову, когда я тем летним утром, прохаживаясь по охраняемому мною офису и позёвывая в кулак, услышал писк SMS-сообщения в телефоне. Мои жена и сын, покатили в Анапу, у меня же от­пуск только осенью. Я, автоматически добывая мобильник из сумочки на поясе, предвкушал, какой месяц любви будет у нас с тобой, как я переселюсь на это время к тебе, как...

«Прости, вынуждена уехать» — бесстрастный телефон отобразил на экране твоё сообщение. Я аж глаза протёр, через мгновение уже набирал твой номер, сбрасывал и снова набирал. «Телефон абонента выключен или...» — бесстрастно вещал автоматический голос, и на меня накатывалось отчаяние с каждым словом бесстрастной машины, и дикая бессознательная злоба, которую я всё же обуздал до той поры, пока не вбежал в туалет и не разбил свой «сам-сунг» о кафельную стену. Уборщица-киргизка, как раз драившая унитазы, ис­пуганно взглянула на меня, узкие щёлки её глаз расширились как у этих... из

мультиков аниме, обожаемых моим сыном.

76

Я кое-как дотерпел до конца работы; помню, что ловил на себе недо­уменные взгляды офисных работников, но мне было плевать: перед глазами всё плыло. С работы я сразу же отправился к тебе домой, долго звонил в дверь, помнится, негромко бормотал «открой», и всё повторял твоё имя. Потом в от­чаянии принялся попросту колотить носком ботинка в твою дверь. Наверное, что-то кричал — из соседней квартиры высунулось нечто бесполое и провиз­жало, что я грабитель и про милицию. Дверь той квартиры захлопнулась, скре-жетнули многочисленные замки-запоры. Я опомнился и зашагал вниз по лест­нице.

Купил в, кстати, подвернувшемся салончике сотовой связи новый мо­бильник и «симку», тотчас набрал номер, выученный мною наизусть. «Телефон абонента...»

«Бля-я-ядь... Так быстро. Махом всё. За что же ты-ы-ы-ы...» — это я скулил, как побитый щенок уже дома, совершенно один. Назавтра был выход­ной, и ещё утром я предвкушал, что мы с тобой будем делать в этот выходной, кроме секса... В голове шумело, и отнюдь не от выпитого мною коньяка. Стены комнаты словно смыкались вокруг меня, и в каждой тени мне мерещилась ты, и я продолжал скулить-выть, благо никто меня не видел.

Я прошёл в ванную, чтобы сполоснуться. Ты на мгновение явилась мне в зеркале, и вновь из зеркала смотрело на меня моё покрасневшее лицо. Я с си­лой ударил кулаком в собственное отражение, осколки радостно брызнули в стороны.

«Это... да херня... нет, не херня... как это могло произойти... ладно... а мои в отъезде...» — такое лютое отчаяние и тоска накатили новой волной... Выход кажется, был где-то рядом, а именно...

Я для храбрости накатил ещё стакан коньяка, прошёл на кухню, потом

вернулся, было в комнату — вспомнил, что самоубийцы перед смертью обычно