Читаем Роман Флобера полностью

Стоп. Надо же веник какой сообразить! Типа не совсем же свин! Слева замаячила роскошная клумба. Конечно же! Я быстренько надергал охапку чего-то вроде повзрослевших анютиных глазок и был дико горд собой. Вероника пугливо стреляла глазами в разные стороны. Вокруг никого не было. Две невоспитанно лающие шавки, да еще на скамейке одиноко клевал носом полноватый мужчина, свежевыбритый, в белой рубашке, дорогих черных ботинках и в синих трусах в горошек. Штаны отсутствовали напрочь. Стрематься было некого. И потом это идиотское пиратство в ограблении насаждений придавало мне некоторую возвышенность и целеустремленность. И романтизм. Лет двадцать, а то и больше не занимался этой ерундистикой. Даже приятно!

– Сойдет?

– Блеск!

Маринка уже стояла на границе зелени парка и железобетона магазинов, опоясавших сейчас почти все нецентровые станции метро. Она замахала мне рукой, потом, видимо увидев Веронику, тормознулась и просто стояла ждала.

– Привет, это вот тебе. Чего ты ко мне не хочешь? Пошли давай, у меня там драмкружок на выпасе, весело!

– Нет, я не пойду. Спасибо за цветы. Извини. У меня очень много дел. Просто случайно проезжала. Привет, Вероник.

Маринка швырнула роскошными черными волосами из стороны в сторону. Откуда-то взявшийся ветер резко обозначил на легком салатовом платье ее фигуру. Она прищурила глаза и надела темные очки.

– Слушай, Вероник, нам с Колей поговорить надо. Погуляй пока.

– А чё, я ничего. Пожалуйста, болтайте. Мне это совершенно неинтересно, – мгновенно надулась девушка и нарочито медленно пошла по направлению к лавочке, к дремавшему голоштаннику.

– Маринк, ты чего это?! – опешил я. – Что за тайны?! И девочку вон отправила. Чего она тебе так не глянулась-то? А я думал, что вы почти подруги, вон как обнимались тогда в библиотеке, на идиотском вернисаже!

– Ага! Разбежался! Подруги! Да я ее жопой не перевариваю! Откуда только взялась эта сучка?! – Марина то снимала, то надевала очки. – Ладно, Меркулов. Когда ты, наконец, прекратишь пить?! Мог бы хоть на встречу со мной прийти трезвым! И без этой шлюхи! Оторваться не можешь? На молоденьких потянуло? Дырка поуже, сиськи поупруже?

– Да ты что, совсем ку-ку, что ли?! – Мои пьяные извилины пребывали в праздничной меланхолии, поэтому всерьез возмущаться-ругаться я был импосибл. – Ты чего такое говоришь?! При чем тут пьяный?! День рождения у меня сегодня! А на Веронику ты, это, тоже особо-то не разоряйся. Что она тебе плохого сделала?!

– Ах так! Ты ее еще и защищаешь! Все понятно. Я, дура, перлась через пол-Москвы… – Голикова сунула мне в руку пакет, развернулась и быстро, не оборачиваясь, пошла к метро.

– Э-эх! – плюнул я и открыл пакет. Там в коробке торчала бутылка выдержанного вискаря «Лафройг» и открытка. С каким-то ошалевшим от счастья мишкой с бантиком. «Милый Колька, поздравляю тебя…»

Я опять плюнул. Пошел к скамейке, где с гордо отсутствующим видом восседала моя воспитанница. Мужик в трусах рядом не прекращал кемарить, только начал надсадно храпеть и, не открывая глаз, задумчиво вертел большим пальцем в носу. Я бухнулся рядом. Мужик вздрогнул, потом расслабился и опять захрапел. Крышечка на вискаре откручивалась туго. Наконец отвернул и сделал глоток.

– Ну что там? – пыталась заглядывать мне в лицо Вероничка.

– Да все нормально, – отхлебнул еще, – вот, – потряс бутылкой, – привезла подарок. Тебе пламенный привет передает.

– Да ладно, – как-то уж совсем по-бабски всплеснула руками девушка, – я же видела, что вы поругались! Из-за меня?

– У тебя переизбыток мании величия, – приходил в обычную форму пьяной прострации мой организм. – Все нормально. Поздравила. Пожелала. И уехала. У нее дела! Все, хватит прохлаждаться, пошли кучковаться дальше, нас уже гениальные актеры заждались!

– Нет, как-то нехорошо получилось. Я же чувствую, – ковыляла рядом Масленникова.

Я тупо полз обратно в хату. Нет, все-таки бабы дуры! Какого счастья она мне желает?! Зачем этот демарш устраивать?! Чего она этим вывертом хотела сказать?! В конце концов, в свое время не я ее, а она меня послала вон! Да и не только в свое время, постоянно посылает! Хотя я давно уже и не рыпаюсь. Прошло и прошло. Пусть теперь мужу мозги полощет. А то, видите ли, пьяный, говорит…

Дома продолжался обычный бардак, переходящий в оживленную дискуссию. Игорь и Василий сидели друг напротив друга и старательно мотали руками перед носом оппонента. Иногда среди этого индийского танца рук на взмахе пролетала рюмка, исчезала, и мельтешение продолжалось с новой силой.

– Ну что, мальчики и девочки, – пытался остановить эти выкрутасы я, – тут нам Голикова еще виску прислала, может, трахнем?

– Уйди вон, старичок, – строго и значительно брякнул Петров, – тут серьезные дела. Бизнес. Тебе не понять.

– Да-да-да! – заскороговорил Вася. – Бизнес – это святое!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза