Читаем Роман Флобера полностью

Стоп. Или глаза у нее были голубые, а становились зелеными? Вот ведь не помню! Да-а, допился. А ведь Наташа была единственной женщиной за все бестолковые сорок с гаком лет, которая меня искренно любила. А что вышло? Ничего.

Короче, кто все это помнит, кто в этом парке переживал мгновения любовного счастья или невыносимого похмелья, эти чувства крайне близки друг другу, есть в них какая-то круговая порука, тот прекрасно понимает, что быть в «Сокольниках» и не посетить стеклянную шашлычную по левую руку от входа – это выше сил любого стоика и моралиста!

Собственно, на этом месте мой внутренний лирический понос и остановился, потому как мы и подошли к этой самой шашлычной.

– Ну? – с тревогой и надеждой спросил Гришка.

– Вне всякого сомнения. Без страха и упрека. А что лыжи? Не убегут.

Интерьер заведения за столько лет особо не изменился. Да, в сущности, главное же не интерьер, не время, а пресловутый гений места.

– Ну и что будем жрать? – довольно улыбался Гришка.

– Значит, так, нашу водяру здесь пить не будем. Не для того я протащился пол-Москвы, чтоб пить водку в духоте забегаловки. Пусть даже такой исторической! – Я полистал меню. – Граммов триста коньяка, по шашлыку, да и воду. И еще какой-нибудь тупой салат, типа огурец с помидором. Чисто отметимся, и вперед.

За столом говорил в основном я. Гришка в это время радостно налегал на коньяк, пожевывал мясо, доставал платок, шумно сморкался и туда же умно сплевывал какие-то недостойные его организма кусочки. Заслышав о наиболее кровокипящих фактах моего недавнего жития, он осуждающе покачивал огромной головой и опять сплевывал всякую ерунду в платок.

– Слушай, по-моему, ты совсем допился! Чушь какая-то! Ну, скажи мне честно, ну зачем тебе это было нужно?

– Тоже умную мысль изрек! Зачем?! Сам у себя миллион раз спрашивал! Не знаю! Может, как я сейчас понимаю, хотелось, чтобы кто-то был рядом, пусть даже условно. Этакая фикция человеческих отношений. Обманка. Самого себя. Опять же, но это уж чистый эгоизм, хотелось быть хоть кому-то нужным. Чтобы не чувствовать себя окончательным мурлом! – Я чего-то разволновался и тяпнул пару рюмок подряд. – И вообще, знаешь, как обидно было, когда меня мудохали! Боль – фигня. Обидно до соплей. Вот, слышал, какому-то дебилу, кажется, в Новой Зеландии дали шесть лет за то, что он бросил в подростка ежом! А я не еж и не подросток! Да и в суд я не пойду, пришьют организацию притона с этой шлюхой! Кто же поверит, что она у меня на хате сидела и Гоголя читала!

– При чем здесь еж?! Поздновато тебе по репе шарахнули. Надо было пораньше. Может быть, поумнел бы. Хотя вряд ли. У тебя же была какая-то нормальная баба, ты же чего-то там блеял мне по телефону? Марина? Карина? – Лоськов наконец дожрал шашлык, поморщился, брезгливо отодвинул тарелку, надел очки и стал внимательно изучать графин с коньяком.

– Марина. Нормальная?! Если учитывать, что все мои знакомые бабы были с откровенным подтеком крыши, то у нее это славное качество было развито в меньшей степени. Марина кончилась. Вышла замуж, дай бог ей счастья. Только она почему-то не отклеилась от меня. Очень странно. Либо я чего-то не понимаю, либо я совсем идиот!

– Вне сомнения, и то и другое. Это я тебе как старый товарищ говорю.

Григорий, наконец, закончил исследовать графин, опять покачал головой, крякнул, налил рюмку и хлопнул.

– И сколько ты с ней проболтался?

– Ровно три года! Странная, конечно, девушка. Ей тридцать один было в этом году. Знаешь, где я ее откопал? В «Утреннем экспрессе». Она там для всяких фотороманов, есть такой жанр в журналистике, типа пишешь статью, а под нее иллюстративный ряд, так вот она там топлес снималась. Атас, да? При этом никакая не шлюха! Зачем она это делала, понять не может. Сколько раз говорила, что ненавидит себя за это! Да и при этом еще и сильно верующий человек, регулярно ездит куда-то в Крым, к батюшке, на исповедь и все такое.

– Да ладно, в Крым, к батюшке?! Да по мужикам она ездит! Тебе-то она не давала, как я понимаю, а трахаться хочется. Вот и шлялась по мужикам подальше от столицы!

– Нет. – Я еще пригубил водки. – Нет. Я ей всегда верил. Она честный человек и на выпендрежное вранье не способна. Знаешь, каких она замечательных зверюшек из глины мастрачит, а потом дарит всем знакомым? Красота просто. У нее удивительное сочетание равнодушия и наплевательства с бескорыстием и добротой!

– Да ладно сопли тереть, ты же, козлик, любил ее! – Гришка мимоходом прикончил графинчик, заказал еще сто пятьдесят и по-барски развалился на чахлом стуле.

– Не знаю. Наверное. Наверняка. Хотя любовь – слишком сильное для меня слово. Я самого себя-то люблю, так, привык просто.

Часа через три наша трапеза была закончена. Вскоре мы добрались до лыжной базы, находящейся метрах в четырехстах от забегаловки. Гришка долго и нудно выбирал подходящие аксессуары. Алкоголического вида кладовщица, с лицом удивительно похожим на гитариста «Роллинг стоунз» Кита Ричардса, безмолвно покуривала. Гришку уже сильно штормило среди частокола лыжных дров.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза