Роман-газета для юношества, 1989, №3-4

Этим детям внушали превосходную истину: сын не отвечает за отца.

Что это было? Вновь неумолимая жестокость социальной битвы? Нет. Исторический казус, укрепление единоличной власти, вознесенной в богоподобие, и надчеловечность не считались ни с чем — ни с жизнью, ни с детством, жизнью, только начинающейся.

Мне кажется, именно в этих детских домах, в самом факте их возникновения, в том обстоятельстве, что детей мнимых предателей и врагов склоняли так или иначе к мысли об отказе от собственного отца и собственной матери, подвигали к предательству. — само это положение, возможность этого чудовищного попрания элементарной истины — самый тяжкий, самый непомерный обвинительный аргумент против сталинского культа, самое тяжкое его последствие.

Повествование Ирины Черваковой «Кров», первоначально опубликованное «Новым миром», впервые в нашей документалистике обращается к горестным страницам сиротства 30-х годов. Казалось бы, фактура, которой располагает Литератор, больше пригодна для художественного повествования, стоит лишь осмыслить материал. Но мы должны сказать спасибо Черваковой за уход от этого искушения, ибо факты, цитаты, имена, которыми она оперирует, на которые ссылается, потрясают больше, чем художественная литература. Сила и страстность этой книги — в невыдумке, в том, что нам в руки попадает свидетельство, тяжелое, как всякая правда.

Ирина Червакова знает свою тему не понаслышке. Несколько лет она работала заместителем директора интерната, правда, это были 70-е годы. Однако 70-е, да еще в Сибири. — это, оказывается, совсем недалеко от 30-х, роковых. Еще живы свидетели, участники, очевидцы, еще не истлели документы, и частные письма людей не сожжены в печках от простой их ненужности.

Ирина Червакова пишет про себя, про своих детей, про горести свои и радости, про «мелочи жизни», про борения в педагогической среде, где так силен еще взрослый волюнтаризм, жива еще самая тяжкая правда — правда взрослой силы, перед которой бессилен ребенок.

60-е в Сибири ознаменовались событиями строительного размаха. Казалось, земля стронулась с места и нечто невероятное творится возле будущих плотин, невероятное не только в материальном, техническом, инженерном смысле, но и в смысле человеческом, ведь в этом людском клубке, предполагалось, созидается новая мораль и возрождаются новые люди.