Роман-газета для юношества, 1989, №3-4

Несколько вечеров подряд под перестук дождя за окном я читаю личные дела своих ребят. Чтение это печальное и многотрудное. В личном деле хранятся акты обследования семей, протоколы заседаний разных комиссий, справки о болезнях и смерти, письма матерей, фотографии детей и родителей, заявления, характеристики. Документально зафиксированное прошлое детей, их родословная, короткая биография, привычки, тайна происхождения.

Сотни папок из шершавого серого картона. Безмолвные обвинительные акты. Кому их предъявить? Папки тоненькие, жизненный опыт детей невелик, зато повидали они на своем веку столько, сколько иным из нас не пережить и за целую жизнь.

Это заявление написано на имя директора школы.

«Прошу вас помочь мне устроиться в детский дом, потому что у нас в семье беспорядок, мать страшно пьет водку, деньги домой не приносит. Два моих старших брата не работают, хотя им уже по 17 лет. Старшая сестра тоже не работает. Они с матерью приводят в дом своих друзей, пьют, ругаются. Я прошу их так не делать, но они меня не слушают и обзывают как могут.

В доме нечего есть. Мать пропила картошку, дров тоже нет. Мои братья не дают мне учиться. Все это продолжается давно, и я все терплю». Писала Наташа Р., 12 лет.

ИЗ ЛИЧНЫХ ДЕЛ:

…Мать Оксаны В. ведет развратный образ жизни, не работает. 10-летнюю дочь предлагала мужчинам за бутылку водки. Девочка сбежала, определена в интернат. Мать осуждена.

…К вам направляется девочка, найденная в Центральном универмаге. Как пояснила девочка, ее оставила в универмаге мать и сказала, что за ней придет дядя. В кармане у девочки обнаружено свидетельство о рождении. Возраст девочки три с половиной года.

…Когда 9-летний Артем вернулся из школы, дверь дома оказалась запертой. Почуяв неладное, мальчик выбил стекло, вошел и увидел, что мать повесилась. Он подставил табуретку, срезал веревку, положил тело матери на пол и только потом побежал за людьми. Мать Артема очень сильно пила.

…Прошу вас устроить моего ребенка в детский дом, так как у меня тяжелое положение в семье, мне надо ложиться в больницу на роды, а сына не с кем оставить и воспитывать.

Прошу в моей просьбе не отказать.

За окном давно стемнело, а дождь все стучал и стучал по карнизу. Я погасила свет, спустилась на первый этаж, прошла длинным теплым переходом и оказалась во дворе. Над входной дверью болтался на ветру фонарь. Двор был пуст. За ним темнел парк.

— Тамара Михайловна, можно проводить вас до ворот? — Невысокая фигурка отделилась от стены.

— Таня, ты?

— Я, — тихо ответила девочка.

Мы медленно пошли по темной березовой аллее. Осенний ветер стряхивал с голых веток крупные капли, и наши лица скоро стали мокрыми. На девочке было легкое пальтишко и вязаная шапочка. Худенькую шею она ничем не прикрыла, только подняла воротник.

— Что-нибудь случилось?

Таня молчала.

— Почему ты молчишь?

Даже не знаю, как сказать. Понимаете, я много лет ищу маму. Куда только не писала. Вот еще одно письмо. Опустите его, пожалуйста, в почтовый ящик.

— Да, конечно.

Мы помолчали.

— А ты помнишь маму?

Очень плохо. Помню, мы в деревне жили речку помню, и яблоня под окном росла. Яблоки больно вкусные были.

— Как же ты в интернате оказалась?

— Я тяжело заболела, а может, и не тяжело. Ну, мать меня в больницу положила, а назад не забрала. Мне тогда всего четыре годика было.