в первой редакции романа надписи были на трех языках — латинском, еврейском и греческом, как это отмечено в Евангелиях от Луки (23: 38) и Иоанна (19: 20). В окончательном варианте Булгаков вновь отходит от канонических текстов.
от еврейского глагола
хотя Булгаков дистанцируется от канонических Евангелий и поведение его Иешуа лишь отдаленно напоминает действия Иисуса Христа, при внимательном чтении становится различимой пронизанность текста романа новозаветными реалиями. Так, больное «деревцо» — реминисценция проклятой Христом бесплодной смоковницы (Мф. 21: 19–22; смоковница — то же самое, что фиговое дерево, или инжир).
(идиш —
селение под Иерусалимом, за Елеонской горой, в котором Иисус Христос воскресил Лазаря и куда он, согласно Евангелию от Иоанна, пришел за шесть дней до Пасхи (Иоан. 12:1).
(евр. —
казнь Иешуа изображена отлично от распятия Иисуса Христа в Евангелиях. Сама протяженность казни иная: в Евангелиях «в шестом же часу настала тьма по всей земле» (Мр. 15: 33); Иисус умирает «около девятого часа», после чего «завеса в храме разорвалась надвое» (Мф. 27: 46, 51; Лук. 23: 44).
Согласно Евангелиям, как рождение, так и смерть Иисуса сопровождались необычайными природными явлениями (тьма по всей земле в шестом часу его распятия в трех первых Евангелиях, несомненно, восходит к общему источнику и обозначает солнечное затмение). Однако затмение солнца не может произойти в полнолуние, а именно тогда празднуется Пасха. Булгаков сделал выписку об этом из книги Штрауса «Жизнь Иисуса»: «Причиною тьмы, которую один Лука определяет более точным образом, как затмение солнца, не могло быть естественное затмение: в то время было пасхальное полнолуние <…> То же самое случилось с солнцем <…> во время убийства Цезаря (Штраус „Жизнь Иисуса“, т. II, стр. 250)» (562-8-1-23). Ряд ученых говорит, однако, о возможном лунном затмении, которое, совпав с распятием Христа, послужило импульсом к рождению мифа о распятом Мессии, а Церен отмечает, в частности, солнечное затмение с шестого по девятый час, зафиксированное в правление Тиберия в 29 году при полнолунии (Церен 1976: 84). В Евангелиях нет упоминаний о грозе как небесном знаке катастрофы, но Булгаков, для которого мотив грозы был чрезвычайно важен на протяжении всей жизни и творчества, использует именно эту деталь.
это требование идет вразрез с традиционным поведением апостола: Христос учил вере вне ожидания доказательств всемогущества Бога. Проблематика столкновения глубокой, подлинной веры и веры, требующей чуда, характерна для богоборческих произведений Л. Андреева, рассказ «Иуда Искариот» которого — один из источников, несомненно, учтенный Булгаковым при работе над романом.