Роман межгорья

Лицо Преображенского от бессильной злости сделалось свекольно-сизого цвета. Саид смерил его пронизывающим взглядом. «Чего добивается этот человек? Неужели Лодыженко прав?» — мелькнуло вдруг. На какое-то неуловимое мгновение в голове Мухтарова возникла мысль о вредителях на строительстве. Казалось, что он вот-вот укажет пальцем на Преображенского: «Ты?!»

Это было лишь мимолетное подозрение, но его инстинктивно почувствовал и Преображенский.

— Тогда снимите с меня всю ответственность за строительство и даже…

— Что? — вскочил Саид из-за стола.

— Я не могу при таком отношении. Вы… вы лучше меня организуете.

Напряженное молчание было прервано совсем спокойной репликой Саида:

— Майли, договоримся. Вы тоже сумеете… если захотите. А о трудовой повинности забудьте и думать! Вообще же о помощи дехкан строительству рабочей силой… обязательно надо договориться в области.

XXII

В лаконичной телеграмме из Москвы сообщалось о том, что четыре эшелона строительных рабочих направлены по маршруту Оренбург — Ташкент — Уч-Каргал. Из кишлаков приходили первые партии дехкан.

Преображенский лично ездил в область и, ссылаясь на важность решения проблемы Голодной степи, доказывал необходимость временного введения трудповинности.

Специальные конные части милиции были только на пограничных или смежных с другими областями и республиками водных системах. Они наблюдали за порядком, установленной очередностью в водопользовании, а также предупреждали возможные конфликты. И вдруг конная милиция внезапно появилась в Уч-Каргале.

А в это время враги, пользуясь всяким удобным случаем, поносили власть, коммунистов, инженеров-европейцев, толковали об ужасах голой и мертвой Голодной степи. Даже дехкане, по доброй воле шедшие на строительство, наслушавшись таких разговоров, приходили к месту работы в угнетенном состоянии духа.

Лодыженко и Мухтаров вместе с партийно-комсомольским активом разъехались по кишлакам агитировать людей, звать их на помощь строительству. Всех желающих они направляли в центральную контору, а там Преображенский по своему усмотрению организовывал встречу этим новым рабочим.

И все же строительство в Голодной степи продолжалось.

XXIII

Любовь Прохоровна собиралась выйти к гостям. Но почему же ей становилось так больно при мысли о том, что с каждой минутой все ближе то время, когда она должна будет их увидеть? То ли они надоели ей своими разговорами о строительстве в Голодной степи, то ли, может, ей стали противными скрытые насмешки обывателей над особенностями узбекского национального характера?

Да, это надоело ей, как и многое другое. Но где же обрести свой внутренний мир?

Добродетели, которыми ее увенчал муж Женя, были ей в тягость, точно сиротское горе. Ей снова хотелось ощутить полноту жизни. Крошка Тамара, это дитя, черными своими, как угольки, глазенками напоминала ей о настоящей полноценной жизни ума и сердца.

Вспомнились дни, проведенные в Чадаке, золотые дни ее любви! Какие слова срывались с уст под шум чадакских водопадов, какие мечты…

Ах, судьба, судьба…

— Чаем, что ли, угощай их, Мария, чтобы не скучали во время своих разговоров о строительстве, — сказала Любовь Прохоровна, оглядев себя в зеркале.

Преображенский, расхаживавший по гостиной, когда в двери появилась Любовь Прохоровна, сразу же остановился и, сложив руки на груди, произнес:

— Б-боже мой! Да вы царица красоты, Любовь Прохоровна… Ничего удивительного в том, что Мухтаров краснеет от одного упоминания вашего имени… Стальное сердце расплавите… а у них же — темперамент!

— Не придуривайтесь, Виталий, — фамильярно ответила Любовь Прохоровна, не в меру зардевшись от этих прозрачных намеков. — Придумывайте более остроумные комплименты, это возвысит вас в моих глазах… Женик, ты, наверно, тут скучаешь с гостями. Взял бы скрипку… — И снова вспыхнуло ее лицо.

Евгений Викторович устал за этот год. Таким существам, как он, распоряжаться самим собой тяжело, и он бы с удовольствием предоставил себя в чьи-то руки, подчинился бы чужой воле.

Ему бы заниматься одной только хирургией, а здесь тебе совет строительства, каждодневные проблемы, политика и, как на грех, привычные сомнения, внутренние упреки. Почему именно так сложилась жизнь? У других — заслуги со времен гражданской войны, благотворное окружение, ясные горизонты, соблазнительные перспективы. А ты «беспартийная индивидуальность», как говорит Преображенский, купеческий сын. Благодарная почва для всяких шатких дискуссий и банальных шуток. Тело тяжелеет, дух рыхлеет. На кого бы ему опереться? Такие годы…

Внешне, казалось бы, жизнь его — полная чаша радости. Жена, как солнечный день на Волге, старается озарить и согреть его. Только и отдыхать его обрюзгшему телу… А здесь гложут тебя сомнения, угрызения совести… «Чудес не бывает в медицине», — твердил он себе, а «чудо» свершилось: отец!

— Ах, Любочка, скрипку… Не раз ты мне говорила об этом и всегда возмущалась плохим исполнением Паганини.

— А он в самом деле так хорошо играл?

— Безусловно, хорошо, — вздохнув, ответил Евгений Викторович Преображенскому.