Роман о Лондоне

Брал какую-нибудь газету, бумаги или книгу со своего стола, якобы им забытую и очень нужную. Ее привычка приобретала для него некий смысл в их совместной жизни, определяла все, что в тот день его ожидало и что станется с ними и с их любовью.

И вот сейчас он увидел, как незнакомая женщина точно так же застегивает плащик на ребенке, прежде чем они выйдут из автобуса на дождь. То же самое движение рук, как у его жены. Что бы это могло означать? Он же не дитя! Надя не мать ему! Она его жена! И Репнин подумал, вероятно, она делала это, потому что у них не было детей?

В тот день, в Лондоне, он очутился в своем любимом районе, возле метро у храма святого Павла. И не мог понять, почему здесь, именно здесь он чувствует себя как дома. Потом вспомнил о почтамте. Надо сообщить Джонсу, что его срочно ждет графиня. Решил прямо на почте написать письмо Наде.

Репнин сам удивлялся той радости, которую испытал, очутившись в Лондоне после нескольких дней отсутствия. С чего бы это? Хотелось подольше оттянуть возвращение в маленькую деревеньку на дороге в Доркинг. Хотелось на несколько часов остаться с Лондоном один на один.

Это желание преследовало его весь день.

Бродя вечером по улицам, он впал в какое-то сентиментальное настроение, с тоской думал о том, что вынужден жить за городом. Лондон и Надя связаны сейчас в его сознании воедино. Он тосковал по жене, которую вынудил уехать, и чувствовал, что Лондон вдруг стал ближе его сердцу. С почтамта он позвонил Джонсу, потом, стоя у конторки, на каких-то бумажках написал письмо Наде.

Куда дальше направиться, он не знал и долго, не поднимая головы, будто во сне, слонялся по улицам. Как бездомный. Как будто он принадлежал к тем людям — а их множество, — которые утром приезжают в Лондон на работу, а вечером, на ночлег, уезжают в его предместья, в отдаленные лондонские пригороды. Где они спят, где они живут всю свою жизнь. Приезд утром и отъезд вечером — вот единственное, что связывает этих людей с огромным городом. Они видят его походя, спеша с вокзала на службу и потом снова на вокзал. Случайно очутившись на набережной Темзы, где в прежние годы имел обыкновение гулять, — он взглянул на противоположный берег. Одинокий, он увидел перед собой сейчас лишь серую, невыразительную картину, мертвенный застой, и ничего больше. А каких-нибудь сто лет назад на реке кипела жизнь, существовал другой мир и было вечное движение, как в Венеции. Барки, лодки, суденышки тысячами сновали тогда по реке, словно по широкому водному пути, который вел в этот город и уводил из него. Темза в течение столетий и была главной магистралью Лондона, главной улицей для жителей города и для приезжих.

А теперь все замерло.

Огромные, в основном пяти- или шестиэтажные кирпичные домины и склады — главным образом пивоварни — безмолвствовали и казались пустыми. Железные краны, баржи с поднятыми на палубу якорями, цепями и канатами неподвижно стояли на воде. Бесконечные ряды окон были заколочены досками. То там, то здесь виднелись вытянутые из воды лодки. На мертвом приколе стояли не только барки, лодки и баржи, но и пришвартованные к берегу огромные суда. Так же неподвижно замерли торчащие в небо здания, склады, подъемные краны, покоились на реке грузовые суда, из высоких труб которых не подымался дым. И все это напоминало Репнину о Наде.

Какая связь могла существовать между мертвой рекой и Надей? Никакой. Начни он сейчас громко окликать ее по имени, никто не обратил бы на это никакого внимания. Люди поняли бы, что кто-то кого-то зовет, и про себя подумали бы: что с ним, чего он орет? И все.

Меж тем ни для кого ничего не значило не только имя какой-то женщины, но и сама женщина, которая после двадцати шести лет жизни с ним незаметно уехала из Лондона. Исчезла так быстро, словно ее никогда здесь и не было. Ничего не значила не только она, но и безмолвные монументы, которые якобы хранили память о выдающихся, незабываемых мировых событиях — они тоже были никому не известны. Никто не останавливался возле них, никто, даже походя, на них не взглядывал. Подобно ему самому, люди просто шли по набережной Темзы. Мимо египетского сфинкса, над рекой, мимо орла на стеле памятника погибшим во время войны английским летчикам. Все это безмолвно мелькало перед Репниным; все это было прошлое. Разница состояла лишь в том, что эти памятники можно было при желании увидеть тут, рядом, а его жены здесь не было совсем.