В тот день, когда он впервые после болезни пришел на работу, в лавке устроили торжественную встречу. Никто не упрекнул его за то, что он отсутствовал дольше, чем положено по закону, все его окружили, с интересом рассматривали загипсованную ногу, словно на ней был не гипс, а белый охотничий сапог нового, невиданного фасона, сшитый лондонской фирмой. Он каждому вынужден был повторить свой рассказ, как влез на скалу и прыгнул очертя голову в воду. Как ему вдруг показалось, будто раздался выстрел, да, выстрел, как он едва выплыл и тут ощутил, что левая пятка просто повисла.
Словно рефрен все вслух повторяли: ахиллово сухожилие.
Мисс Мун спустилась к Репнину в подвал.
Если б она знала, что он отправится на отдых в Корнуолл один, без жены, она пригласила бы его к себе в Фолькестон. Она там устраивает какой-то аквариум. Ее родные были бы рады с ним познакомиться. И хоть это побережье вблизи Лондона не так величественно, как в Корнуолле, им было бы неплохо. Могли бы на ее яхте махнуть во Францию. Это совсем рядом с проливом. Какая досада, что он женат, — сказала она, улыбаясь, — с женатым мужчиной в Англии так вести себя не принято.
Она пристально смотрела ему в лицо. Наклонилась нечаянно, и ее маленькие теплые груди, словно два голубя, легли на его плечи. Репнин спросил себя: откуда такие нежности? Может быть, она поссорилась с молодым Лахуром, с которым, как он слышал, теперь проводит время?
В лавке никого нет. Робинзон с Зуки ушли обедать — отмечают день рождения Робинзона. Репнин из-за ноги остался в лавке, сидит один, в полумраке. Над головой тускло светит электрическая лампочка, ее уже кто-то успел подменить.
Сейчас она голубая, словно ирис.
Бухгалтерский стол высок, неудобен, в первый же день он напомнил Репнину пюпитр дирижера, сейчас он придвинут к наружной стене. Но по сути дела стол находится под землей, под окном. Сквозь зеленое стекло почти ничего не видно. Окно упирается в асфальт, оно покрыто толстым слоем пыли. Можно различить лишь тени от ног прохожих.
Мисс Мун еще две-три минуты стоит у него за спиной.
Странная девушка. Ей не больше двадцати двух, двадцати трех лет. Рассказывает о своем аквариуме. Потом показывает ему цветные картинки — буклет фотографий какого-то американского аквариума — она хочет взять его за модель для своего, который собирает в Фолькестоне. Когда клала фотографии на стол, Репнину в какое-то мгновение почудилось, что вот-вот она его обнимет. Потом сказала, что идет обедать. Хотя с удовольствием осталась бы здесь, в подвале, и показала бы наиболее красивые экземпляры, которые ей будет очень трудно приобрести. До́роги.
После ее ухода Репнин перебирал фотографии. С картинок смотрят на него странные морские существа, какие-то рыбы, названия которых он не знает. Таких он никогда не видел. Даже в детстве. В школе. Одна рыба очень похожа и на бабочку, и на рака. Туловище какого-то допотопного рака, а на нем выросли синие с розовым крылья. На крыльях — чу́дные черные пятна. У рыбы белый нос. И рот тоже белый. А над носом два черных глаза с неподвижным взглядом. И все это чудесное, пестрое, маленькое рыбье тельце завершается огромным павлиньим хвостом. Самое странное, Репнин уверен — эта рыба, глядя на свет, о чем-то ДУМАЕТ. Лицо этого похожего на рака создания имеет изумленное выражение мыслящего существа, с которым он вполне мог бы встретиться в морской пучине. Погибни он тогда в Корнуолле, эта полубабочка-полурак, возможно, приплыла бы к нему. И как бы увеличивая странность этой картинки, вокруг чудо-рыбки плавают и снуют в воде какие-то черные сердечки, с белыми султанами вместо хвоста. Скользят по воде, будто листики, но не желтые, а составленные из черных и белых пятен. А под этими рыбешками, этими листиками повисли в воде красные, белые и синие морские коньки, они стоят вертикально среди водорослей на самом дне аквариума. Они напоминают крошечных аллигаторов. И на глазах превращаются в фигуры шахматных коней. У них вытянутые мордочки, они словно бы сделаны из кораллов, аквамарина, жемчуга, хрусталя.
Репнин не может себе представить, как плавают эти филигранные существа. А как они совокупляются? — спросила, уходя, мисс Мун и улыбалась, перебирая картинки.
Вместе с фотографиями мисс Мун оставила и чек. Просила заполнить его и, таким образом, вступить в члены-учредители их клуба. Это недорого. Один фунт.