Репнина увлекло невероятное сходство морских существ на фотографиях в книге с человеческими лицами — женскими и мужскими. Выражение их глаз — то веселое, то грустное, задумчивое. И хотя эти глаза располагались на голове так, что смотрели каждый в свою сторону, они с разрисованных, будто лица африканских племенных вождей и воинов, голов глядели прямо на него, и это были взгляды не чудовищ, а священников и мудрецов. У одного странного существа два голубых глаза находились над самым розовым ртом, это была явно рыба, но плавала она словно шар, составленный из топаза, смарагда и турмалина. А в ее взоре, устремленном с цветной фотографии, виделось что-то очень близкое и знакомое с детства — это было выражение глаз родителей, родных, сверстников. И рот был мягкий, с опущенными вниз губами, словно искаженный болью, словно порывающийся что-то ему сказать. Конечно, он кое-что слышал, учил, знал еще с юнкерской школы о далеком прошлом земного шара, о морях, океанах, флоре и фауне и их связи с историей человечества, но все эти сведения не вызывали в нем того изумления, какое он испытал, разглядывая оставленные мисс Мун фотографии странных существ. Это было совсем другое. Его поразили ЛИЦА морских обитателей, очень похожие на лица самураев, кавалеристов, стариков, на Деникина, на Барлова, на женщин, на любовниц, с которыми он был связан до женитьбы, и все они сейчас взирали на него из воды, как некогда смотрели в Петербурге, с фотографий, вложенных в письма, лица печальные и грустные. Рыбы смотрели на него в упор, будто хотели что-то сказать. Его не оставляла мысль о том, что они хотят ему что-то сказать.
Он долго рассматривал одну плоскую рыбину — истинное чудовище с двойным подбородком и губами какого-то китайского императора, с жабрами-веерами из голубых и белых перьев. На темени у рыбы был колючий гребешок, похожий на султан татарского хана. На лбу ее змеиная кожа собралась в мелкие морщинки. Два ряда синих усов возле рта, а маленький голубой глаз смотрит задумчиво, словно принадлежит некоему мандарину. Откуда взялось это ужасное сходство человеческого мира с миром подводных существ? В голове все мешается. Мешается прошлое и будущее. Во внешнем мире — страшный конгломерат людей, зданий, гремящих машин, человеческих масс, автомобилей, рождений, смертей, похорон, Лондона. А внутри, в нем, в его жизни — такая же бессмысленность.
Каким страшным, каким задумчивым был взгляд мандарина, устремленный на него с этой картинки, из океана.
В тот день управляющий лавкой Робинзон с итальянцем долго не возвращались. Репнин тем временем рассматривал фотографии подводного царства, в котором не бывал и никогда не побывает. Спустя час, он однако, вспомнил, что его ждут дела, — почта, письма, счета, накопившиеся за время его отсутствия. Надо их все прочитать. Зарегистрировать. Внести в сводки. В отчеты для Леона Клода. Он ждет их в Монте-Карло, наслаждаясь ароматом мимозы.
К счастью, счета от заказчиков-мужчин Робинзон в основном уже обработал сам. У него, сказал, дочь училась на бухгалтера. Репнину остались, главным образом, счета и письма от женщин. Этих читай — не перечитаешь. И отвечать надо многим. В Лондон, в Шотландию, за границу, в провинциальные замки, в роскошные отели в Лондоне и на побережье.
Первое взятое им наугад письмо было из Йоркшира. Родины тучных свиней. Наконец прибыли, сообщалось, туда заказанные туфли. Одни — как принято говорить в Англии — «бургундского» цвета; вторые — из черной крокодильей кожи. Бургундские хороши. А крокодиловые заказчицу совсем разочаровали. Какие-то нескладные. Тяжелые. Слишком грубые. Она их возвращает. Пусть решают, что с ними предпринять. Одновременно просит, чтобы ей тотчас же выслали заказанные вечерние. Ждет немедленно.
А Репнин не помнит этого заказа.
Второе письмо из местечка Таунтон. Дама извиняется, что вовремя не ответила и не оплатила счет. Она только что возвратилась из Америки. С тяжело больным мужем. «А вы, между прочим, ни слова не сообщаете о моих туфлях из черного крокодила» (
Репнин не помнит и этого заказа, а в голове помимо его воли мелькает догадка — эта заказчица вскоре может остаться вдовой. Однако он гонит прочь подобную мысль и сердито бормочет про себя, что это его не касается.