Роман о Лондоне

Вот еще одна. Лето проводит в Корнуолле. Lady Diana Abdy. Она вполне удовлетворена, и письмо хорошее. На следующем счете рукой его предшественника написано: «Заказчица уехала в Китай. Возвращается в ближайшее время». Вполне прилично и следующее. Бургундские изумительны. Simply perfect. Просит и вторую пару сделать так же. Однако с черными, из крокодила, дело обстоит хуже: правая неудобна при ходьбе. Каблук подгибается. Левая подошва по-прежнему скользит, и обе тяжеловаты. Что же делать? Что делать? Просит ей позвонить: Southport № 67021. Робинзон на этом письме коротко пометил: позвонить, лично. (Почерк Робинзона напоминает почерк Деникина.)

Сложнее то, что пишут в следующем письме. Кто-то — вероятно дочь Робинзона, пока Репнин был в больнице, — допустил ошибку. Счет послан на адрес другой дамы — у обеих дам одна и та же фамилия. Речь идет о супруге некоего лорда! Может, и о разводе? Заказчица просит пощадить ее наконец от счетов, прибывающих по этому адресу на ее имя. Она уже не живет в этом замке! (Репнин испуганно откладывает письмо в сторонку. За такие штучки Леон Клод может вышвырнуть на улицу.)

«Меня там уже нет», — пишет дама. И все-таки не оставил его ангел-хранитель, в которого он верил с детских лет, — в следующем письме следующая дама рассыпает комплименты по поводу черных крокодиловых туфель, посланных ей в Никозию на Кипре. Они, говорит, имеют ее мерку в Брюсселе — просит послать еще две пары! Платит через свой парижский банк. «О, мадам Валери, — я слышу, как кто-то бормочет по-русски, — о, мадам Валери. Бы там на Кипре, а я здесь в Лондоне. Перемещенное лицо, да, да. Слава богу. Перемещенных ботинок нет. Перемещенных лиц, да, да. Ох, мадам Валери».

И словно событиями в подвале начинает дирижировать сам Нечестивый, далее одно за другим следуют письма от тех, которые в восторге от черного крокодила. Helena, duchess of Manchester посылает крупный чек. Репнин прикладывает к чеку расписку. И адрес: 55, Grosvenor House. В пяти следующих письмах тоже вложены чеки. И комплименты о новой модели из черного крокодила. К сожалению, это продолжается недолго. Неожиданности поджидают его, как Гулливера, на каждом шагу. Супруга некоего лорда угрожает, приедет, мол, рассчитываться лично. Испортил ей кожу, на три пары. Говорит, ее кожу. (Her own skin.) Приедет в мастерскую 20 ноября, во вторник. Репнин заносит это в календарь, но недоумевает. У них двадцатого закрыто, и двадцатое не вторник. И спрашивает: о какой коже речь? Что за кожу она дала. Пишет: «ее».

Потом в переписке с дамами наступает сущая путаница, какой-то круговорот имен, несколько имен, а лицо одно и то же, если же смотреть по счетам, лица разные. Mrs. Bucknell, например, прежде по книгам числилась как Mrs. Drumond, затем Mrs. Drumond Payne, и в счетах Робинзона полная неразбериха. Графиня Сан Элиа фигурировала раньше в открытом счете — Mrs. Hodum, а до этого Mrs. Maes, а до этого Madame Villeneuve, а еще раньше Madame Premosel, а до этого — Vorontzov. А его предшественник Перно все это перепутал. (Может быть, речь идет о нескольких замужествах? О разных браках? Может, и в обратном порядке? Репнин совсем запутался в счетах. Отчаявшись, хватается за голову.)

Как все это заносить в книги? Разве для того князь Репнин приехал в Лондон, для того погибла царская Россия, чтобы он, сидя в полутемном подвале, регистрировал всю эту белиберду? Разве для того были войны, столько людей убито, чтобы все кончилось и он остался в подвале с этими счетами?

По какому праву вмешивают они своих черных крокодилов в семейную жизнь, в судьбы всех этих женщин, да еще так безалаберно? А где же мужья этих дам? Где они? Может, их уже скосила смерть? Они умерли? Смерть? Неумолимая смерть? — Я снова слышу, как бормочет кто-то одинокий в Лондоне по-русски.

Репнин проглядывает еще два-три письма, а остальные отодвигает в сторону. Баронессе Rotschild надо лишь поправить каблучки. На счете изысканной госпожи Bentinck Cavendish Перно собственноручно пометил: «обождать». Развод. Сент. 3-го 1947. Откуда он узнал? На счете госпожи Maglione написано: «оставить». (Туфли у нее украли в гостинице.) Tania Sharman пишет, что последняя пара была безнадежной (The last pair have been hopeless). Она пишет из отеля «Ritz». Совсем рядом. Таня, Таня, как многое на свете именно безнадежно! Hopeless!

Репнин полагает, что на сегодня хватит. Вынимает из коробочки то, что жена положила на обед. Яйца. Сыр. Мед. Гренки. Впрочем, это слишком много. Он уже отвык от еды. Ему все кажется бессмысленным. Все что с ним происходит, лишено смысла, глупо. Что привело его в этот подвал? Судьба? Деникин? Революция? Бог? Барлов был прав, такая жизнь не стоит ломаного гроша. Кому и какая от него польза? Лондону?