Роман. Разрываемые

— Вслух скажи, что поняла меня! — нависает он надо мной.

— Поняла, — монотонно отвечаю.

— Чтобы больше подобных выходок не было. Мое терпение закончилось.

Я не могу говорить. Лишь снова еле заметно киваю.

— Через пару дней мы возвращаемся в Москву. Я закончил тут все свои дела.

Поднимаю на него испуганные глаза.

— А как же спортивный комплекс? Максим Викторович ни в чем не виноват.

— Переживаешь за его семью? Лучше бы за свою так переживала! Я не сворачивал финансирование. Просто мое личное присутствие здесь более не требуется. Если бы ты осталась в ресторане, ты бы это услышала. Мы бы уехали еще раньше из этого городишки, если бы меня не задержали здесь еще кое-какие дела.

Я опять киваю, сама не знаю, зачем.

— Куда пошла? — его ледяной голос прожигает мне затылок.

— К сыну.

— Вам лучше не входить. Вы же болеете. Разве нет? — дверь в спальню мне преграждает няня. Она переводит вопросительный взгляд на мужа, словно ждет от него команды. Можно подумать, ему есть дело до того, заболеет ли его сын.

— Я просто посмотрю. Я не буду подходить к нему. Пустите, — с рыком отстраняю ее от двери.

*****

Спустя два дня температура полностью прошла. Но аппетит ко мне так и не вернулся.

Очередное утро. Открываю глаза и осматриваю комнату, старательно избегая глядеть в сторону чемоданов, стоящих в углу. Когда я вернулась, он сказал, что скоро мы уезжаем. Но вот уже несколько дней над городом стоит густой туман, и все рейсы отменили.

По радио передали, что туман такой высокой плотности голубоватого оттенка — это уникальное природное явление, которое бывает разве что один раз в сто лет. В тех местах, где конденсат более мелкий, солнечные лучи прорезают его, и тогда сквозь туман можно видеть цветные полосы.

Вхожу на кухню в поисках своей книги, когда в дверях появляется он.

— Кстати, Ева, а где тот браслет, который я дарил тебе на свадьбу? Ты вернулась без него?

— Я его потеряла, — бросаю ему сухо через плечо и обращаюсь к няне, которая готовит суп. — Простите, вы не видели книгу с желтой обложкой? На ней большими буквами написано «Ван Гог».

— Я убрала ее в ящик, когда вытирала со стола, — она протягивает мне книгу.

— Спасибо, — прохожу к выходу мимо него, вжимаясь в стену, чтобы не соприкоснуться с ним.

— Мы еще не договорили! — он вырывает книгу у меня из рук и отшвыривает ее в угол кухни. — Этот браслет стоит целое состояние! Как это ты его потеряла? — ревет он. — И хватит уже везде носится со своей книжонкой!

— Для тебя эта сумма — сущий пустяк, — мне все сложнее сохранять хладнокровие в его присутствии. — Как ты сказал, не надо драматизировать, — чеканю по слогам и, пока он не пришел в себя от моей неожиданной дерзости, быстро подняв книгу с пола, ретируюсь в спальню. Надеюсь, он не последует за мной и у него хватит совести не устраивать скандал при сыне.

Ной всецело увлечен игрой с кубиками, в которые он играл с Романом в больнице. Так что я, поцеловав его в лоб, усаживаюсь на кровать и лихорадочно перелистываю зачитанную до истертых краешков страничек книгу.

— «Птица в клетке весной понимает, что происходит нечто такое, для чего она нужна… — отрывисто шепчу, — …и вот уже она бьется головой о прутья клетки. Но клетка не поддается, а птица сходит с ума от боли...». Вот здесь...

Страницы шуршат. Шуршат. Шуршат. Все мои закладки вылетели, когда он бросил книгу.

— «Изменить что-либо мы бессильны, следовательно, будем держаться так, словно ничего не происходит», — судорожно перебираю страницы, размещая закладки на место. — «Что поделаешь! Страдай и не жалуйся — вот единственный урок, который надо усвоить в этой жизни»…

Быстро смахиваю слезы, застилающие глаза и мешающие читать. Вот оно. Нашла. Мое самое любимое.

— «Нет ничего более подлинно художественного, чем любить людей», — боже, какой невероятный человек. Сколько в нем было нерастраченной любви и жажды жизни. Без этой книги я бы уже, наверное, умерла.

— Может быть, вам сделать чаю? — я вздрагиваю от неожиданности, и книга выпадает из рук.

— Спасибо, не надо, — с подозрением кошусь на возникшую в дверях няню, плотно сжимая губы.

— Может быть, я тогда возьму Ноя на прогулку в сад?

Все, что я могу, это лишь кивнуть в ответ. Словно в тумане смотрю, как она подходит к нему и одевает его в зимний комбинезон небесного цвета, как берет его на руки и выносит в коридор. Куда эта женщина понесла моего сына? Нервно перебираю края платья.

— Стойте! — кричу, догоняя ее у самой двери. — Я сама отведу Ноя на прогулку.

— Ну ладно. Я тогда подожду с ним на улице. А вы пока оденьтесь, — в ее голосе звучит удивление.

— Нет! Я сама отнесу его на улицу, — спешно надеваю сапоги и зимнее пальто. — Отдайте его мне, — протягиваю руки к сыну. — Отдайте!

Да конца дня я провожу время с сыном, выставив няню за дверь нашей комнаты. На самом деле эта женщина хорошо обращается с Ноем, здесь ее упрекнуть не в чем. Я просто не могу никого видеть. Как только я укладываю сына спать, апатично опускаюсь на кровать, не потрудившись раздеться.