Роман с фамилией

Поднимаясь в небесном потоке всё выше и выше, вбирая в себя утренний, но уже напоенный зноем воздух, я видел под собой весь Священный город, купола храмов, башенки минаретов и лабиринт тесных улиц.

На стенах ещё шёл бой, но городские ворота были распахнуты, и по этим улицам, сея смерть, бежали крестоносцы, а над башней Давида уже реяло большое белое полотнище с красным крестом…

Но все эти земные события, все сраженья и победы, пораженья и триумфы уже не волновали меня. Я летел в зенит, вдыхая в себя голубое, бездонное небо Иерусалима и медленно растворяясь в нём…

От первого лица

По задумке Творца судьба каждого человека предопределена. И хотя у сотворённых по образу и подобию Его сохраняется право выбора, возможность сделать шаг по торному пути или свернуть на обочину, воспользоваться даром Божьим или зарыть свой талант в землю, – мне кажется, что всё, что со мной должно случиться, уже случилось.

Мне дано родиться, увидеть белый свет, дарована способность видеть, слышать, дышать, двигаться, мыслить, страдать и сострадать, познать творческие муки и вдохновение…

Пушкин считал, что вдохновение есть «расположение души к живому приятию впечатлений, следовательно, к быстрому соображению понятий и объяснению оных», а поэт, по его мнению, – это тот, кто постоянно открыт для всего, что происходит вокруг, кто переводит пережитое в плоскость метафизических смыслов – добра и зла, чести и бесчестия, любви и ненависти.

Откуда же возникает в людях вдохновение – это странное чувство тревоги, неудовлетворённости, лишающее покоя и сна, заставляющее вглядываться в себя и в окружающий мир, вечно пребывать в поисках чего-то неведомого и небывалого?

Мой друг Арсен Титов в своей новелле о художнике точно подметил: «Художник он. И живёт в нём кто-то, кто ему жить мешает. Вообще-то в каждом человеке живёт он, но никому не мешает. А кому помешает, так те художниками становятся. Но это уж мы потом знаем, что они ими становятся, потом уж, когда им славу поют…»

Слава, признание – это, конечно, заманчиво. Но ведь вдохновение приходит не ради них.

Оно является к нам – из пустоты, из немоты, из глухоты, из удивления и даже из боли. Является, словно для того, чтобы человек оглянулся вокруг, удивился и оценил каждое мгновение жизни. Чтобы, разгадывая тайну вселенского бытия, он смог ощутить всеми фибрами очнувшейся от сна души неповторимый смысл земного существования и тем самым преодолел немоту, глухоту, пустоту, боль, прорвался к любви, к истине, к свету, стал хоть немного счастливее и ближе к Богу…

Ко мне нежданное, загадочное, непостижимое чувство вдохновения пришло впервые в ранней юности. Пришло так внезапно, что я поначалу даже не оценил его, не осознал дара слышать «неба содроганье, и горний ангелов полет». И только когда вдохновение так же неожиданно, как появилось, вдруг исчезло, оставив меня перед чистым листом бумаги растерянным и беспомощным, словно старика перед пучиной, где скрылась золотая рыбка, я понял: откровения, которые даёт творчество, окружающий мир изменить не могут, но без них этот мир несовершенен, красоту и гармонию его не понять…

* * *

Предрасположенность к стихотворчеству есть в каждом человеке. Но не в каждом она реализуется, являет себя, становится судьбой. Возможно, поэтический потенциал, как и энергия в ядерном ядре, копится в людях от поколения к поколению, возможно, даже передаётся по наследству и, когда достигает «критической массы», прорывается в ком-то, позволяя ему выразить в образном слове некие смыслы и идеи, давно витающие в ноосфере и терпеливо ждущие своего часа.

Иначе говоря, поэт – этакое «чувствилище», уловитель небесных вибраций, своеобразный аккумулятор духовной энергии, накопленной его пращурами, а возможно, и всем родом человеческим…

Эта энергия, дождавшись своего проводника, кипя, как магма в готовом к извержению вулкане, наконец прорывается наружу, выплёскивается в поэтическом шедевре.

Но как человеку понять, что именно «через него» доверено такой энергии прорваться, что он и есть тот самый «избранник»?

Любому, кто пишет стихи, известны сомнения: а не заблуждаюсь ли я в самооценке, не гордыня ли – возомнить себя поэтом?

Конечно, задумывался об этом и я. А задумываясь, всегда вспоминал моих сородичей. Они были одарёнными людьми.

И мой дед Иван, и любимый мамин брат Николай, скончавшийся в ссылке, и многие другие мои родственники обладали природным остроумием, сочиняли частушки и песни, играли на народных инструментах, пели…

В отличие от мужа и своих детей, напрочь лишённых музыкального слуха, в нашей семье была бабушка Ефросинья Павловна. Но и она, хлопоча по дому, всегда что-то напевала:

Слава Богу и Христу,
Не мошенником расту.
Не мошенник я, не вор,
А молоденький шахтёр…