Роман с фамилией

Ратники и казаки быстро установили походные шатры. От костров потянуло дымком и варевом.

Песельник, сидя в кругу товарищей, ударил по струнам балалайки и запел:

За рекою, переправою,
За деревнею Сосновкою,
Под Конотопом да под городом,
Под стеною белокаменной,
На лугах, лугах зеленых,
Тут стоят полки царские,
Все полки государевы,
Да и роты в них дворянские…

Ратники стали подпевать:

А из далеча-далеча, из чиста поля,
Из того ли из раздолья широкого,
Кабы чёрные вороны табуном табунились,
Собирались-съезжались калмыки со татарами,
Напущалися татарове
На полки государевы…

– О чём поёте? – спросил я, проходя к своему шатру.

– Неужели непонятно? – сердясь, что его отвлекают, буркнул один из ратников. – О недавнем ратном деле, что под Конотопом случилось… – Он махнул рукой, дескать, не мешай.

«Надо же, уже песню сложили!» – Я прошёл в шатёр, который делил с другими писарями, взял бандуру и вернулся к костру.

– Дозвольте с вами?

– Садись, казак, споём вместе.

Ратники потеснились, освободили мне место.

– Песня ваша мне люба, – сказал я. – Хочу спеть свою. Послушаете?

Песельник ответил:

– Что ж, пой! Мы песне завсегда рады.

Струны бандуры охотно отозвались, как товарищ на зов доброго друга.

Я начал слегка охрипшим голосом:

Серый кречет взором вострым
Малу пташку сторожит.
Волны вспенивают вёсла —
Чайка по морю бежит…

Слушали меня со вниманием, а когда я закончил пение, одобрительно закивали.

– Складно излагаешь… Добрая песня, – похвалил песельник. – А ну-ка дай попробую перенять. – Он ловко вскинул балалайку и, хотя струн у неё поменьше, чем на моей бандуре, потренькав немного, с точностью повторил мотив…

Довольный, посмотрел на меня:

– Тебя как звать-то, казак?

– Мыкола. Николай по-вашему…

– Кольша, значит. – Песельник вдруг назвал меня так, как звала мать. – А меня – Никифор или Ничипор, как у вас гутарят, – представился он. – Ты бы, Кольша, мне слова своей песни ещё раз напел… Больно они мне по сердцу пришлись…

Я охотно спел ещё раз. Никифор, беззвучно шевеля губами, вторил мне.

– Запомнил, – радостно сообщил он. – Теперь сам петь твою песню стану, если разрешишь…

– Пой, конечно! А я твою выучу… – в свою очередь, пообещал я, подивившись тому, что песни вроде бы разные, а по сути похожи: – Гляди-ка, Никифор, и твоя, и моя песни – обе про битву с басурманами…

– Не хотелось бы нечестивых вспоминать, так ведь они же сами не дают нам покою!

– Это верно, – согласился я. – Лютее крымчаков, врагов для нас, православных, нет. Разве что ляхи…

– Да, и немец против нас, и швед… Весь мир на русских ополчился, – поддакнул Никифор. – Только ведь нам и врагов-то не надо. Того и гляди, сами друг дружку грызть начнём…

На том мы и разошлись по своим шатрам.

Но не зря говорят, что не стоит поминать нечистого к ночи – беду накличешь.

Ранним утром поблизости от лагеря караульщики заприметили татарский разъезд и подняли тревогу.

Шереметев послал вдогон татарам несколько конников. Из них вернулся назад только один.

– Орда близко… – валясь с седла, прохрипел он.

Весть об орде застала Шереметева врасплох, но все же не зря величали его «архистратигом». Боярин виду не подал, что встревожен известием, приказал хладнокровно:

– Строить гуляй-город!

Тут же из обозных телег и деревянных щитов соорудили подвижную крепость. Об этом изобретении русских я слышал прежде, но в глаза гуляй-город ещё не видел.

Щиты с прорезями для ружей и малых пушек установили на телеги. Телеги со щитами выстроили в виде четырехугольника, соединив меж собой цепями и оставив несколько проходов для конницы и пехоты, укрывшейся внутри.

Стрельцы и пушкари заняли позиции у бойниц.

Над лагерем повисла гнетущая тишина, прерываемая редким ржанием лошадей и короткими командами стрелецких начальников.

Все вглядывались в даль, откуда нарастал гул приближающейся конницы.

Вскоре появились татары.

Их даже на первый взгляд было гораздо больше, чем нас. Орда двигалась врассыпную, охватывая гуляй-город полукольцом.

Но татары пришли на поле сечи не одни. Я разглядел за ними стройные польские хоругви и огромный обоз с пушками.

Не дождавшись приказа воеводы, с нашей стороны ухнула малая пушчонка. Её залп восприняли как сигнал к открытию огня.

Загрохотали мушкеты и самопалы, ударили гарматы покрупнее. Засвистели татарские стрелы. Пали на землю первые убитые: кони и люди.

Вслед за татарами рванулись в бой польские гусары.

Когда-то дядька Василь рассказывал мне, как устрашающе свистят перья у них за спиной. Отборные конники скачут прямо на тебя, желая смять, изрубить, прорвать оборону…