Роман с фамилией

«Иногда нужно иметь больше решимости, чтобы вовремя прекратить бой, нежели храбрости, чтобы продолжить сражение… Но разве теперь такой случай? Теперь надо забыть о своей безопасности, идти выручать товарищей… Только где взять Юрасю решимости на такое? Прав Шереметев, ему бы плахту носить, а не булаву… – терзался я вынужденным бездействием. – Эх, знал бы дядька Богдан, как поступает его отпрыск, он бы в гробу перевернулся… И Тимош не простил бы брату трусость и слабость. Уж лучше бы Юрась и вправду в чернецы пошёл…»

Я просидел в шатре ещё пару часов, ожидая, когда же меня позовут к Хмельницкому. Но время шло, а за мной никто не являлся.

Джура всё топтался у входа. Должно быть, Шуйкевич наказал ему не выпускать меня из шатра…

Вдали глухо громыхали гарматы. Их говор напоминал глухие раскаты грома.

«Наши там бьются, а я тут дипломатию разыгрываю! – Как зверь, загнанный в клетку, я метался в своём полотняном узилище, не находя себе места. Мрачные думы и горькие вопросы толклись в моей голове, как вода в ступе: – Что стало с тобой, народ украинный? Что произошло с нами, братья-казаки? Куда подевались наши герои-атаманы: сагайдачные, нечаи, кривоносы, сулимы, наливайки, повергавшие неприятелей в трепет, бравшие штурмом неприступные замки и крепости? В каких непонятных пучинах канули все эти боевые ведьмаки, химородники и характерники, умевшие взглядом тучи разгонять и кровь из ран останавливать? Как в одночасье перевелись могучие байды, что израненные и на крюке подвешенные своих врагов стрелами поражали? Где вы, доблестные казачьи лыцари, готовые жизнь отдать за други своя? Где силы твои, Украйна? Уже ли все растрачены в кровавых междоусобицах, в изменах и коварстве, в метаниях от одного берега к другому в поисках лучшей доли для себя, коханой? Ужели сытый кулеш и саломата заменили тебе веру и братские чувства? Как можешь ты бездействовать, когда твои братья погибают, отдавая животы свои за тебя же саму?»

Дальние пушечные выстрелы становились всё реже и вот – совсем стихли.

Наступившая внезапно тишина заставила меня действовать решительно.

Вынув саблю, я осторожно разрезал холстину в тыльной части шатра и выскользнул через образовавшуюся щель.

Зная, как устроен казачий табор, я быстро нашёл шатёр, над которым развевался гетманский стяг. Вход охраняли два казака с копьями и саблями.

Я подошёл, сказал строго:

– Пропустите меня к гетману! Я – гонец от воеводы Шереметева!

Казаки, скрестив копья, преградили мне дорогу.

– Пан гетман! – вскричал я во всю мочь. – Юрась! Слышишь ты меня, это я – Мыкола Кердан!

Никто не отозвался.

Я возопил ещё громче:

– Пан гетман! К тебе от воеводы Шереметева гонец!

Полог шатра открылся, и вышел Шуйкевич:

– Ты чего разоряешься? – набросился он на меня. – Я же говорил тебе ожидать, пока не позовут!

– Ты сообщил, что у меня срочное послание от воеводы? – с трудом пытаясь сохранять самообладание, спросил я.

– Конечно, сообщил! – заверил Шуйкевич. – Но ясновельможный гетман велел тебе обождать!

– Чего ждать? Нет времени! Шереметев окружён! Надо идти на выручку! – закричал я.

– Сказано ожидать, значит, жди! – сквозь зубы процедил Шуйкевич.

Но больше ждать я не собирался. Воспользовавшись тем, что казаки раздвинули копья, пропуская генерального писаря, я оттолкнул одного, метнулся к шатру и распахнул полог.

Войти внутрь мне не удалось. Казаки, кинувшись вослед, успели оттащить меня от шатра. Но я разглядел, что там происходило.

За походным столом в центре шатра сидели друг напротив друга и мирно беседовали гетман Хмельницкий, пан Беневский и ещё один человек… Он обернулся на шум, и я узнал… Юрия Немирича.

«Быть такого не может… Он же погиб!»

Казаки, крепко держа меня под локти, подвели к Шуйкевичу, и он ехидно попенял:

– Ну, точно москали тебя сглазили, Мыкола. Ты ровно сказывся! Я же сказал: всё гетману доложил. Имя твоё назвал и от кого ты прибыл. Пан гетман принять тебя не может! Да ты и сам убедился – занят он…

– Значит, вы сговорились с ляхами! – обречённо сказал я. – С Беневским и с Немиричем… Его что, с того света выписали?

– Ты думаешь, это пан Юрий? Нет, это его родной брат – Стефан Немирич… Я тоже испугался, когда первый раз увидел…

– Так вы идёте с ними на мировую?

Шуйкевич направился к своему шатру, увлекая меня за собой.

– Конечно, это не твоего ума дело! Но по старой памяти скажу. Да, господа Немирич и Беневский – посланцы его милости пана Любомирского. Они привезли предложение о мире. Полагаю, что пан гетман примет его! Он не хочет попусту проливать казацкую кровь! Лучше худой мир, нежели хорошая война.

У меня аж горло перехватило.

– А как же русские, как же Цецюра?

Шуйкевич улыбнулся:

– О Цецюре не печалуйся. Он ночью уйдёт от Шереметева. К нему гонец с грамотой от гетмана уже послан. И поляки с татарами не станут этому препятствовать…

– А русские?

– Да какое тебе дело до этих клятых москалей? – искренне удивился Шуйкевич. – Ну порубят их поляки или татары в полон угонят… По мне так: казнить всех, нам легче дышать станет.

Я едва не врезал ему по острой скуле.