Спустя некоторое время граф передал монастырю право собирать налоги, выплачиваемые жителями двух окрестных селений и доходы от городского рынка. Кроме того, монастырь получил иммунитет в рассмотрении дел об убийствах, грабежах и прочих преступлениях, совершаемых на его территории, а также возможность свободно выбирать себе аббата согласно бенедиктинскому уставу.
За эти щедрые деяния монастырская братия денно и нощно призывала покровительство Божьей Матери на голову своего благодетеля и на его владения.
По молитвам ли святых отцов или по стечению обстоятельств, но мирная жизнь в графстве продолжалась почти два десятилетия. Однако в 897 году новый правитель Лериды король мавров Лубб II ибн Мухаммад во главе многотысячного войска вторгся в земли Барселоны.
Одиннадцатого августа того же года у крепости Аура он вызвал на поединок графа Гифреда и нанёс ему копьём смертельную рану. В тот же день милосердный Господь прибрал душу моего доблестного предка к себе, а его бренное тело перевезли в Рипольский монастырь, где и похоронили.
К гранитной усыпальнице графа Гифреда в главном соборе монастыря, поражающем взор своими невиданными размерами и мрачным величием, уже на второй день моего пребывания в Риполе привёл меня падре, дядюшка-епископ.
Благоговейно взирая на красный, отшлифованный камень гробницы с выбитым на нём именем графа-основоположника, он и поведал мне историю этого святого места, помнящего и благочестивого аббата Оливу, и нашего общего предка графа Мирона II, много сделавших для благоустройства и украшения обители. Именно в правление последнего перестроили главный собор, были возведены епископские палаты, расположенные слева от него и выходящие окнами на патио – открытый четырехугольный двор с благоухающим цветником и бьющим в его центре святым источником.
В этих палатах мне была отведена отдельная комната, а для присмотра приставлен молодой послушник по имени Себастиан. Этот малый, расторопный и старательный во всех житейских и бытовых вопросах, как выяснилось довольно скоро, никуда не годился в роли наставника в науках.
Он по приказу дядюшки взялся было обучать меня богословию и латыни, но не преуспел в этом занятии. Язык древних римлян и Святого Писания в его переложении был настолько примитивен, что дальше написания алфавита, зубрёжки «Молитвы Господней» и «Ангельского приветствия» дело у нас не пошло.
Впрочем, Себастиан исправно сопровождал меня на заутреню, обедню и повечерия (от необходимости простаивать на часах и канунах падре меня милостиво освободил), но куда более охотно Себастиан разглядывал со мной древнюю рукописную Псалтырь, листы которой сделаны из тончайшей кожи ягнёнка, вылощенной пемзой и умягчённой меловым раствором.
Поля этого фолианта, заполненного священными текстами, испещряли диковинные цветные рисунки. Мы любили разглядывать загадочные изображения ящеров с птичьими хвостами, людей с двумя горбами и конскими головами, зебровидных драконов с львиными гривами и прекрасноликих морских сирен, хищных грифонов и мерзких химер. Каждый из листов венчали заглавные буквицы, перевитые змеями и виноградными лозами. При этом Себастиан без устали рассказывал мне сказки и легенды про отважных рыцарей и короля Артура, про прекрасных дам и похищающих их огнедышащих драконов, про плетущих козни злых колдунов и хитрых ведьм…
Но более всего Себастиану нравилось играть со мной в салки и мяч на специально отведённой для таких занятий площадке за стенами монастыря.
Спустя несколько месяцев дядюшка проэкзаменовал меня по латыни и ужаснулся результатам. Он строго отчитал послушника за нерадивость, а мне принялся мягко внушать:
– Ты не должен быть глух к постижению языков, Джиллермо. Тот, кто глух к своему родному языку и к языкам других народов, многого в жизни не добьётся!
– Зачем мне эта противная латынь, падре? Я не собираюсь стать монахом! Я буду рыцарем, как мой отец! – гордо заявил я.
– Латынь, мой мальчик, настоящему рыцарю вовсе не помеха… Как, впрочем, и другие языки. – Тут дядюшка едва заметно улыбнулся. – Вот послушай-ка…
Он взял в руки лютню и запел. Голос у падре был низкий, приятный для слуха, и, хотя смысл песни остался непонятен, так как язык её был мне незнаком, песня меня заворожила.
– Падре, о чём эта песня? Кто её сложил? Вы знаете это? – вопросы посыпались из меня, словно из рога изобилия.
Дядюшка, довольно улыбаясь, ответил:
– Эту балладу написал самый настоящий рыцарь – храбрый герцог Гийом Аквитанский, который называет себя трубадуром. Она написана на языке Прованса, откуда герцог родом. Язык этот зовётся окситанским или провансальским…
– В ней поётся о рыцарях?
– Чтобы понять эту балладу, тебе надо выучить провансальский язык, – засмеялся дядюшка.
– Выучу, выучу! – заверил я. – Только переведите мне скорее, что вы сейчас пропели…
– Хорошо, переведу. Но запомни: настоящий рыцарь выполняет свои обещания. – Дядюшка вновь запел, но теперь уже на родном, на каталонском: