Роман с фамилией

– Да, я помню о подвигах графа Раймунда, – чуть заметно улыбнулся дядюшка. – Он на деле доказал свою верность Святому Кресту, разбив мавров в битве при Барбастро, и я рад тому, что именно он возглавит рыцарей юга Франции в предстоящем походе на Восток. Относительно твоих предположений о причинах, побудивших графа на столь решительный шаг, думаю, таковые в самом деле имеются. – Падре с важным видом загнул третий палец на левой руке. – И тут ты, брат мой Рамон, совершенно прав, полагая, что у каждого из сеньоров, согласившихся отправиться освобождать Гроб Господень, есть свои интересы. Но важно то, что они пока совпадают с интересами папского престола…

– Главное – не дать разрастись смуте в европейских владениях и отрядить наиболее буйных смутьянов в дальний и опасный поход, из которого обратно вернутся немногие… – на лету подхватил отец.

– Приятно говорить с умным собеседником, – улыбнулся дядюшка и, обращаясь ко мне, наставительно заметил: – Учись у своего отца, мой мальчик. Он умеет зрить в корень! – Он снова перевёл взгляд на отца: – Знаешь, братец, по пути в Клермон мне три раза преграждали путь вооружённые шайки. Да-да… Два раза это были простолюдины, а однажды – рыцари! И если бы не грозный вид моих норманнов и наше численное превосходство, я не уверен, добрался бы я до цели моего путешествия… Более того, на соборе многие знакомые приоры и епископы, а также владельцы замков сетовали, что разбойники совсем распоясались. Они уже давно не щадят ни поместья, ни монастыри. А чему тут удивляться? Ты же знаешь про новый закон о наследовании феода старшим из сыновей? Так вот, он многих младших отпрысков старинных рыцарских родов сделал безземельными. Скажи мне, что остаётся делать тому, кто родился рыцарем и ничего не умеет, кроме как воевать? Только взяться за оружие, чтобы раздобыть себе средства к существованию… За три «тощих года» к таким безземельным сеньорам примкнули разорившиеся вилланы и ремесленники. К северу от Тулузы, говорят, шайки насчитывают уже по нескольку сотен человек. Ещё немного, и они начнут штурмовать королевские замки! Вот потому-то наш мудрейший папа Урбан и рассудил, что нищей рыцарской вольнице и взявшейся за вилы голытьбе надо поскорее найти новое поле для ристалищ, и предпочтительнее, чтобы оно располагалось как можно дальше от Европы!

– Это разумно, – кивнул отец.

– Ну и, наконец, идея предстоящего похода хороша тем, что каждому из его участников открывает возможность изменить свою судьбу: погибнуть с честью за благое дело или приобрести новые плодородные земли, завоевать богатство и титулы, бессмертную славу… – заключил дядюшка, прикрывая правой ладонью четыре загнутых пальца левой руки. – Скажи, брат, разве всё это не заманчивый повод для того, чтобы оставить родные места и отправиться в путь?

Отец задумчиво покачал головой, а дядюшка поправил на среднем пальце массивный золотой перстень, являющийся знаком его духовного сана, поднял свой кубок и предложил:

– Возблагодарим же Господа нашего и его наместника на земле святейшего папу Урбана за столь выдающуюся идею! За успех святого дела!

Отец последовал его примеру, но, прежде чем пригубить вино, осторожно поинтересовался:

– Ты полагаешь, ваше преосвященство, что и мне надо собираться в поход во имя Господа нашего?

Я замер в ожидании. Если отец поедет на Восток, он, конечно, возьмёт с собой и меня. И тогда мечты о ратных подвигах, которые давно туманили мою голову и заставляли чаще биться сердце, непременно исполнятся.

– Тебе незачем куда-то ехать, мой брат! – заверил дядюшка отца. – Его святейшество папа Урбан в Клермоне подтвердил милость, дарованную испанским дворянам святейшими папами Александром II и Григорием VII. Участники реконкисты от Крестового похода на Восток освобождаются, ибо уже совершают свой Крестовый поход. Окончательная победа над маврами на благословенной испанской земле значит для святой Христовой церкви ничуть не меньше, чем освобождение Гроба Господня в Иерусалиме!

– Так, значит, наши рыцари не поедут освобождать Иерусалим? – разочарованно вздохнул я.

Отец, напротив, не скрывал своей радости:

– Хвала Всемогущему Господу и папе Урбану! И тебе хвала, дорогой мой епископ, за столь приятную новость! – Он в несколько глотков осушил свой кубок, утёр усы и бороду и заявил: – Ну, теперь я спокойно смогу заняться свадебными хлопотами. Рад, что мне не придётся надолго оставлять мою прекрасную избранницу. Так что ты скажешь о моей грядущей женитьбе, ваше преосвященство?

– Давай, братец, поговорим об этом после, – мягко остановил его дядюшка.

Я понял, что пора откланяться, и поднялся из-за стола.

Дядюшка, перекрестив, отпустил меня.

У самой двери до моего слуха донеслись негромкие, но внушительные слова дядющки-епископа:

– …понимаю твой страстный порыв, братец Рамон, однако помни, чему учит святая церковь: слишком пылкая любовь к молодой жене уже есть прелюбодеяние! Прошу, образумься и не ставь плотские устремления выше спасения своей души…

Я затворил за собой дверь. Из-за неё долетел сердитый отцовский возглас: