Роман с фамилией

– Но между тем больше сотни тысяч голодранцев всё же дошло до Анатолии… Император Алексей Комнин, опасаясь, что и с Византией будет то же самое, что с разоренными соседями, позволил этому нищему воинству переправиться через Босфор.

– Говорят, когда они встали лагерем при Еленополе, недалеко от Никеи, толпы голодранцев окончательно вышли из повиновения, расползлись по окрестностям и стали грабить турок. За что, в конце концов, и поплатились – их всех перебили турки-сельджуки султана Кылы-Арслана…

– Неужели всех? Быть того не может! А Пётр Пустынник, что с ним?

– Он, если верить слухам, успел покинуть свой лагерь и укрыться в Константинополе, где и ожидает нашего прибытия…

Эти известия взволновали меня. Между тем мой сосед Гийом де Блуа, поначалу вызвавший у меня симпатию, вёл себя всё более странно. Он исподлобья озирался по сторонам, носком башмака выписывал кренделя на земле, шмыгал носом и мерзко хихикал…

«Да, ведь он не в своём уме…» – подумал я.

Тут в шатёр вошли четверо воинов с факелами и встали за креслами, осветив возвышение.

Тотчас из-за полога важно вышагнул в круг света тощий седовласый старик, в длинном, до пят, тёмном плаще, с белым посохом в руках.

Встав справа от помоста, он пристукнул посохом о землю и провозгласил:

– Его светлость граф Тулузский, герцог Нарбоны и граф Прованса Раймунд IV, Сен-Жиль!

Присутствующие обнажили головы, и я поспешил сдёрнуть с головы берет.

На помост упругой походкой взошёл граф Раймунд. Он уже преодолел пятидесятилетний рубеж, но порывистость движений и решительность поступи говорили о том, что граф ещё полон живости и сил. На голове его поблескивала небольшая золотая корона, украшенная рубинами, широкие плечи покрывал серый с оторочкой из горностаев плащ с вышитым красным крестом. Крест был не тулузский, разлапистый, а прямоугольный, строгий, словно обет отказаться от мирских радостей и освободить Гроб Господень, пусть даже ценой собственной жизни.

Я пристально вглядывался в лицо этого полководца и властелина. Его светлые волосы и такая же борода в свете факелов казались рыжими. Вместо правого глаза, который граф потерял во время своего паломничества на Святую землю, – кривой шрам. Он придавал открытому, благородному лицу графа суровость и даже жестокость. Но уцелевший глаз излучал добрый свет, свидетельствуя о благородстве и благочестии помыслов этого государя.

Именно таким я и представлял вождя нашего похода и теперь ощутил прилив радости от того, что дядюшка-епископ направил меня именно к нему.

– Его светлость герцог Аквитанский и граф Пуатье Гийом IX! Его милость виконт Раймунд Бернар Транкавель! – снова провозгласил старик с посохом.

На помост друг за другом взошли герцог и виконт. Герцог встал по правую руку от графа Раймунда, а виконт – по левую.

Я воззрился на мужа Филиппы и знаменитого трубадура, сочинениями которого так упивался в ранние годы, но не успел толком рассмотреть его. Вперёд вышел капеллан графа Тулузского Гийом Пиюлоранский. Он затянул молитву, призывая на головы всех собравшихся благодать Божью.

Едва капеллан умолк, слово взял граф Раймунд. Говорил он негромко, но так весомо, что, казалось, устами его вещает само Провидение:

– Господа рыцари, друзья мои и братья во Христе! Благодарю вас, что вы откликнулись на призыв его святейшества папы и готовы отправиться в нелёгкий поход на Иерусалим. Я верю в чистоту ваших намерений и в храбрость, так присущую рыцарям Лангедока!

Сдержанный шёпоток одобрения прошелестел по рядам собравшихся, а мой сосед Гийомом де Блуа снова мерзко хихикнул.

– Скоро мы отправимся в путь! Наши братья – крестоносцы из других стран уже ждут нас подле Дурреса… – продолжал граф Раймунд. – Но большое дело нельзя начинать как без молитвы, так и без турнира. Посему повелеваю. Завтра у стен древнего Каркасона быть турниру во славу нашего похода за освобождение Святого Креста Господня. У каждого из вас, доблестные мои рыцари, будет возможность показать на ристалище умение владеть копьём и мечом, доказать преданность дамам и верность рыцарской клятве. Зачинщиком турнира милостиво согласился выступить мой родственник и друг герцог Гийом, защитником – виконт де Шательро. Ну а сегодня наш хозяин, благородный виконт Транкавель, в своём замке в Каркасоне по традиции даёт пир в честь турнира и всех славных рыцарей, участвующих в нём. Все вы и ваши оруженосцы из числа дворян приглашены…

С разных сторон раздались радостные возгласы, славящие графа Тулузского, герцога Аквитанского и виконта Транкавеля.

Старик-распорядитель вынужден был несколько раз призвать собравшихся к порядку, но шум стих не скоро.

– Господа рыцари, донесите мои слова до своих воинов! Сообщите, что сегодня в лагере будут накрыты столы и все вдоволь получат мяса и вина! – с улыбкой сказал граф Тулузский. Он хотел сойти с помоста, но виконт Транкавель склонился к нему и что-то зашептал на ухо. Граф Раймунд поднял вверх руку, призывая всех к вниманию, и вдруг назвал моё имя:

– Монсеньор де Кердан, подойдите ко мне.

Я приблизился.

Последовал новый приказ:

– Преклоните колено.

Я повиновался.