Арден освободил её и положил на старое место, то, где нужно было ждать вибрацию. Ред пожал плечами:
— Ещё рано. Он не успел бы так быстро вернуться.
— Откуда ты знаешь, что он поехал в Госкинс-Энд, а не выдумал что-то другое?
— Не знаю, — опустил голову Ред. — Как думаешь, у меня есть шанс?
Арден поджал губы и посмотрел куда-то в потолок:
— Ничтожный. Даже вдвоём в замкнутом пространстве мы мало что можем. Вырваться в коридор и бежать, это лучшее, что можно сделать.
— Коридор прямой…
— Зато тёмный.
— Он хорошо стреляет?
— Очень. Но есть надежда, что он не решится выстрелить.
Ред сглотнул.
— Жутко хочется пить.
Арден кивнул, и взгляд у него застыл, словно он опять отыскивал что-то в памяти: дни без еды и воды, жажду и отчаяние…
— Я не знаю, как ты это вынес, — сказал Ред.
— Просто немного сходишь с ума. Вслед за тем, кто делает с тобой это.
— То есть тебе нравилось? — Ред вспомнил, что говорил сэр Найджел: что Арден кончал.
— Нет, я думал о ней. Она сказала мне, что Колину очень тяжело и надо ему сочувствовать. Думал о том, что его болезнь, вечное ожидание паралича и смерти так изменили его. Она просила понять его, и я пытался… Тело Колина не подчинялось ему, и он… Не знаю, угадал ли я, но он вроде как присвоил себе чужое, которое мог контролировать, полностью подвластное. А может, всё проще, и он вымещал на мне свою злобу за то, что был обречён. — Арден затряс головой. — Я никому и никогда не рассказывал. Я всё время пытаюсь оправдаться перед самим собой... А теперь перед тобой.
Лицо его было напряжено, словно он хотел сказать ещё что-то, но сдерживал порыв.
— А мне кажется, что ты рассказываешь именно мне, потому что я унесу тайну с собой в могилу. И скоро.
— Мне нравится, что у тебя осталось чувство юмора, — улыбнулся Арден и другой рукой, не той, что держал прижатой к полу, потянулся к лицу лежавшего рядом Реда, но на полпути он передумал и коснулся его волос, несмело потрепав.
Ред подумал, что они, забившиеся в этот угол, являли собой, должно быть, странное зрелище; и тем более это было странно, если знать, чего они ждали. Реду почему-то не было больше страшно — по крайней мере, не так — то ли от того, что, привязанный к кровати, он уже пережил настоящий ужас, то ли от того, что рядом сейчас был Арден.
Им не оставалось ничего другого, как разговаривать. Ожидание в тишине было гнетущим и изматывающим, словно непосильная работа. Ред немного рассказал о себе, о детстве в грязном лондонском пригороде, о родителях и дяде, которого они регулярно навещали в Кенте, о школе, о курении тайком — до того самого момента, как об этом не узнал отец и не всыпал так, что Реду вплоть до поступления в колледж о папиросах даже и думать не хотелось. Потом он говорил о колледже, о радости от учёбы и угнетённом состоянии от вечного безденежья, о первой работе в университетском издательстве, о возвращении в Лондон и первых серьёзных статьях — вернее, о статьях, которые тогда казались ему серьёзными, но которые редакторы разворачивали. Он даже чуть было не начал рассказывать о работе в «Сити Ивнинг Пост», но вовремя остановился. Вместо этого он заговорил о детстве, о мрачных, серых и скудных послевоенных годах, и о том, что единственным, что скрашивало их, были книги. Он зачитывался книгами леди де Вер. Она сама казалась ему кем-то вроде феи. Ред никогда не задумывался о том, какой в действительности была её жизнь, и только когда в газетах написали о смерти её мужа, вдруг понял, что у неё должны, наверное, были быть семья и дети. Наверняка её дети были счастливейшими в мире.
Арден улыбнулся, когда услышал про это.
— Наверное, пока она была жива, так оно и было. Я иногда даже думал, что счастья слишком много, что я его не заслужил и когда-нибудь придёт расплата.
Ред невольно подумал о том, что если выберется отсюда и решит всё же написать свой роман, то должен будет сказать об этом: о том, как два мальчика, которые могли бы быть счастливейшими людьми в мире, оказались в созданном одним из них аду.
— Ты расплатился с Торрингтонами сполна, за каждую крошку хлеба, — сказал Ред.
— Сначала это не было так ужасно. Даже когда Колин начал придумывать наказания для меня. В школе тоже часто наказывали, туфлей или тростью. Потом, конечно, стало понятно, что это не как в школе… Самое страшное, что с этим не к кому было пойти. Все считали, что Колин — мой благодетель, а я — неблагодарная тварь, что он делает правильно, что наказывает меня, а потом… потом становилось всё хуже и хуже. Он забрал меня из школы…
— Но потом ведь отпустил в колледж?