Роман с Луной

После полуночи к нам нагрянул Борька Мордухович, художник и фотограф. Теперь он получше стал, а то раньше его очень интересовали алкоголь и наркотики. Если его спрашивали:

– Ты, Боря, что будешь – пиво или виски?

Он отвечал обычно:

– И то и то.

– Между прочим, – сказал Кеша Фиме с Маргаритой, – Борька самый первый сфотографировал вашего внука – ему месяц был, тот еще даже не сидел.

– А теперь уже отсидел? – деловито спросил Борька. Этот Борька Мордухович всю жизнь положил, чтобы стать знаменитым. На какие он только ни пускался ухищрения! То у него из трусов вылетали петарды! То у него изо всех отверстий выплывали мыльные пузыри! То он прикрепил к причинному месту горелку с огненной струей. Недавно журналы обошла его фотография: стоит Борька без головы, а перед собой держит собственную голову – в банке!

– Как это получилось? – мы были в ужасе.

– Отрезал себе голову и положил в банку, – объяснял Кеша. – Хорошо, что свою, а не чью-нибудь еще!

В конце концов Мордухович добился-таки всероссийской славы. Приехал в Италию – а там его никто не знает. Он обезумел от горя. Захваченный вихрем мирового движения, он еще одну жизнь положил, чтобы его узнали в Германии и во Франции. Но тут его забыли в России. И совсем не узнали в Италии.

Борьку Мордуховича Кеша встретил натюрмортом 50 на 90 под названием «Пока был за границей, на моей табуретке выросли грибы».

– А я спокойно сидел в Чертанове, – назидательно говорит Кеша, – и тихо делал книгу «Нога мухи», без фейерверков и фанфар. Зато, когда я ее закончил – весь мир был у моих ног…

– Правда, мир об этом не знал, – подхватывает Борька.

– …но это не играет роли, – бесстрастно отзывается Кеша, прилаживая плакат «Все на сенокос!» на дырку в обоях, при этом внутренним оком созерцая космический танец творения и разрушения вселенной, спокойный, свободный от треволнений, на мой взгляд, чрезмерно самообузданный.

– Мы с Кешей редко видимся, – сказал нам Борька, чтобы возвысить себя в наших глазах, – но если мне скажут, например, что Кеша на Северном полюсе пропал, – я кинусь его искать с экспедицией!

– Борис, вы – огнедышащий вулкан, – ответствовал Серафим. – А Иннокентий слишком легко успокаивается на недостигнутом, понимаете, какая штука? Нет, когда он бывает в ударе, он великолепен! Главное, не оставлять его безнадзорным…

– Вы тысячу раз правы, старина! – воскликнул Борька Мордухович. – Хватит якшаться с мелкими жуликами, пора иметь дело с крупными аферистами!

Он вскочил – в кожаных штанах, в «казаках», чуть ли не при шпорах, ероша богемный чуб, сам из деревни Теряевские Покосы, а только и разговоров о далеких путешествиях в экзотические страны! И не сходя с места открыл гениальную идею, ради которой он прискакал во весь опор, а его взмыленная лошадь закачалась у коновязи, понурив голову и закрыв глаза.

Хотя было совершенно ясно: это очередной посланец Высших Миров, патронирующих нас с Кешей. Они все еще не теряли надежды, что мы как-нибудь изловчимся и поймаем брошенный нам с небес спасательный круг.

– У меня есть знакомый – Феликс, владелец галереи «Феникс», – с видом загадочно-торжественным начал Борька. – Он хотел назвать ее «Феликс», что в переводе с греческого означает «счастливый». Но его с картинами выставили на улицу, и в этом помещении сделали казино. Тогда он снова открыл галерею, переименовав ее из «Феликса» в «Феникс»!

Впрочем, картинная галерея для Феликса – слишком мелкая дичь, обычно он занимался делами поважнее. В советское время в Анголе служил начальником хозчасти военной базы, которая контролировала Южное полушарие, держала связь с океаном и космосом, звезды и планеты находились под ее неусыпным надзором. Благодаря Феликсу она расцвела махровым цветом – все, что душе угодно было там у него: и свиноферма, и страусиная ферма, бескрайние поля батата и сахарной свеклы, собственные соляные копи, чайные плантации, даже крокодилий питомник!

Когда Советский Союз покатился в тартарары, ему велели сворачивать синекуру.

– Что?! – вскричал Феликс. – Десять лет моей жизни коту под хвост?! Да у меня тут не военная база, а рай!

Он позвонил в Центр:

– Сколько надо времени, чтобы уволить меня в запас?

– Неделя и ящик виски, – ответили ему.

В тот же вечер в Москву он отправил самолетом виски. А через неделю из Анголы вылетел четырехмоторный «боинг», набитый до отказа копчеными окороками, страусиными яйцами, сотнями пар обуви из кирзы, крокодиловой кожей, чучелами крокодилов и парой-тройкой гранатометов. Это Феликс возвращался со своим нехитрым скарбом, чтобы на родине устроить маленький гешефт, приторговывая кирзовыми башмаками да страусиными яйцами. Понемногу расширяя ассортимент, Феликс занялся продажей леса, земельных и садовых угодий, экспортом карельской березы, стал дельцом, коммерсантом, купцом первой гильдии…

И вдруг увлекся искусством, картинами, начал говорить, что он потомок Тургенева. Давай скупать салонную живопись.