«Март приходит львом, а уходит овцой», – говорила бабуля. Началось великое таяние снегов, город плыл, отражаясь в воде, под порывами южных ветров искажая свои очертания.
В юности я всегда в это время срывалась, уезжала в горы кататься на лыжах: боже мой, Гудаури, Домбай, Чегет, Цейское ущелье, незабвенная Лунная поляна в Архызе!..
Где вы, мои горячие кавказские поклонники – обитатели горных аулов, инструкторы горнолыжного спорта, бывший князь Борис-би в ослепительно белой овечьей папахе, чернобровый Джигит Назимов, Султан Бекмамбетов, с которым мы съехали с южной вершины Эльбруса, причем Султан несся вниз на лыжах, а я – у него на закорках?
Этой зимой я даже на гору в Крылатское не выбралась. Ни в Коломенское, ни в Царицыно!
Кеша мне говорит:
– В теннис мы давно не играли, на горных лыжах не катались. Жизнь летит, как ракета. А мы с тобой, как Гагарин с Титовым.
Потом он внимательно посмотрел на меня и внес маленькую коррективу:
– С Терешковой.
– О, Мария! – окликнул меня Вольдемар. Сразу узнал, – видимо, привык у себя в Голливуде общаться со сценаристами. – Хо-хо-хо-хо!.. – Он разулыбался, обрадовался. – Так вас и представлял! Little woman с большой умной головой в мужской куртке!..
Ну, мы заходим в Дом архитекторов, надо бы посидеть, выпить чашечку кофе, обсудить наши серьезные дела. Вольдемар снял пальто, шляпу, все это попросил меня подержать, уселся на банкетку и, ослепляя меня и дородную гардеробщицу сияющим желтым галстуком, начал скидывать галоши! Причем не те, литые, старинного покроя, рассчитанные на валенки, а иностранные, вычурные, блестящие, застегнутые на металлическую кнопку.
Вот он их поднял двумя пальцами, протягивает гардеробщице и спрашивает вальяжно, с этим своим акцентом Дональда Трампа:
– Можно ли, миссис, сдать вам мои галоши?
– ГАЛОШИ??? – она удивленно поднимает бровь.
– Галоши… Галоши! А в чем, собственно, matter? – он говорит укоризненно. – Что вас удивляет? На улице слякоть, тает снег, естественно, I put галоши on. Теперь я хочу take их off. Иначе in restaurаnt у меня вспотеют ноги. Мария, что-то не так?
А эта матрона отвечает ему надменно:
– Галоши – не принимаем!
– Ви не имеете права! Галоши – it’s my верхняя одьежда! – вскричал Вольдемар.
– А ну-ка не суйте мне их под нос, – прикрикнула она, отразив его наскок. – Наехали тут и суют нам в лицо свои пахучие… резинки!
– Где ваш директор??? – возопил Вольдемар.
А гардеробщица стоит, как скала, о которую вдребезги разбиваются морские волны.
Вижу, разгорается скандал. Тогда я достала полиэтиленовую сумку из Кешиного кармана, – у него всегда в карманах пакеты, купить по дороге картошку, или старикан Герасим вдруг не дотерпит до улицы, накакает в подъезде, – засунула туда пресловутые галоши и говорю этой гордой женщине:
– Вы уж возьмите, пожалуйста, окажите любезность, не будем по таким пустякам напрягать международное положение. Он еще в Соединенных Штатах Америки надел галоши… Боялся в России ноги промочить.
Та хоть и набычилась, все-таки повесила пакет на крючок. Вот мы заходим в ресторан, свет притушен, звучит живая музыка, паренек у рояля играет на виолончели. Я люблю такую обстановку: тепло, культурно, никто друг на друга не орет, мордой об стол не стучит, опять же виолончель…
Вольдемар заказал мне чай, хотя я предпочитаю кофе, себе по-простому взял кружку пива и гово-рит:
– Есть такая английская поговорка: the proof of the pudding is in the eating – «чтобы узнать, каков пудинг, нужно его отведать».
Я скромно пью чай. Думаю, к чему это он? Наверное, хочет заказать десерт.
– В таком случае, – говорю, – я бы хотела пирожное «картошка».
– Не в этом дьело, Мария, – сказал Вольдемар. – Как говорят англичане, сначала business, потом pleasure.
Тут он опять в высокопарных выражениях превознес то обстоятельство, что весь наш подлунный мир, словно Мессию, въезжающего в Иерусалим на белом осле, трепетно ожидает мультфильм «Каштанка». А поскольку он решил стать a kind friend of universe и действовать ради блага и счастья живущих на Земле, то давайте, Мария, гоните уже, что вы там накатали?
Я дала ему сценарий, он надел очки, стал читать. Фильм у нас грядет чуть ли не полнометражный. Такая работа выглядит внушительно.
– Good! Good, – качал головой Персиц, поблескивая очками, откладывая страницы. – Good, good, very good!..
А сам такой чувствительный, все трогало его до слез. В середине он снял очки и заплакал.
Правильно Кеша говорит: сценарий сочинить очень просто: надо всего-навсего описать фильм, какой тебе самой хотелось бы увидеть. Ты внимательно смотришь его у себя на внутреннем экране и подробно описываешь, кто что сказал, кто что сделал и какая вокруг обстановка.
– Very nice! – Вольдемар вынул из кармана платок и утер слезы. – Это-то мне и надо! Срочно – в Холливууд! Не возражайш, Мария? Как человек, который many years работайт in showbiz, – мечтательно добавил Персиц, – я предвкушаю кассовые сборы!
– А гонорар? – я спрашиваю, глядя, как этот благородный сын американского народа укладывает «Каштанку» в бездонный буйволиный портфель.