– Значит, эта бутылка тебе досталась бесплатно! – заметила Рита слегка заплетающимся языком. – Ну, Фима, – сказала она, не сводя с него умудренного жизнью взгляда, – не будешь же ты, взрослый разумный человек, всю жизнь хранить память об этом хунвейбине.
Так наша сплоченная корпорация лишилась как минимум еще семнадцати тысяч долларов. И бывший председатель Верховного суда Павел Дмитриевич Тарощин, к которому отлучился Фима, покинув свой пост сторожевой в тот злополучный день, ничем не компенсировал эту утрату.
– Ой, Серафим, – воскликнул он, – если бы ты вчера обратился, у меня было. А сегодня утром я все деньги отдал, накопленные мной за много-много лет… Знаешь, есть такая услуга – можно предложить своим именем назвать планету. А то планет понаоткрывали, уже не знают, как называть. И ты можешь внести предложение, за деньги, я повторяю. Есть уже звезда «Кока-Кола», есть «Менатеп-банк»… А теперь над вашими головами навеки воссияет планета «Судья Тарощин»!..
Желая хоть как-то загладить свою вину, Рита поехала сдавать в Исторический музей четыре килограмма прижизненной ленинской автобиографии 1923 года, надеясь немного подзаработать, но ее так энергично благодарили, чуть ли не полчаса пожимали руку – словом, довольно быстро выяснилось, что они это приняли в подарок.
К тому же ей наговорили столько хороших слов, что она опять все норовила туда поехать и совершенно безвозмездно отдать им личную переписку деда Степана с Кларой Цеткин.
– У нее деловой хватки вообще нет, – негодовал Фима, припрятывая под диван собрание сочинений Троцкого с автографом.
– Каждый гаврик будет мне мораль читать, – обижалась Рита. – Запомни, Фима, – говорила она, – праведник яко финикс процветет, яко кедр, иже в Ливане, умножится!..
Но не процветал финикс, не умножался в Ливане кедр. Мы генерировали в теле мощные потоки жизненной силы, заглядывали в Беспредельное, мы обрели совершенство и уже уверенно продвигались к бессмертию. Однако ни с нашими добродетелями, ни с нашими накопленными заслугами, ни с нашими гениальными способностями, ни даже с нашей темной малостью нам с Кешей, хоть ты тресни, не удавалось сколотить хотя бы небольшой капитал. Я уж не говорю о том, чтобы выкраивать какие-то сбережения.
– Только человек, который нигде не работает, – подшучивал над Кешей мальчик, – может быть таким бодрым в пятьдесят минут третьего ночи!
– …Самые бедные позже всех просыпаются? – спрашивал он, забежав домой пообедать, глядя, как я выбираюсь из ванной комнаты. – Ну вы фрики!.. А какой знатный погром на кухне! Будто бы ОМОН тут шерстил в поисках наркотиков!
– …Если ты не помоешь пол на кухне, – предупреждал он меня, – я сегодня вечером вызову милицию…
– …А что за тюки в коридоре? – искренне удивлялся мальчик. – Табор уходит в небо? И никак не уйдет?..
– Все это сны, приснившиеся спящим людям, – отзывался несравненный Кеша, заполнивший собой мироздание. – Посвятим свою жизнь Состраданию и Любви, освобождению из плена желаний, из тлена бытия. Иначе мы пропадем и сгинем во мраке.
– Немудрено тут сгинуть во мраке, в таких жилищных условиях! – дерзко заявлял мальчик, облокотившись на стол и прихлебывая какао.
На это мы отвечали ему словами Сотрясающего сотни миров:
– Как капля воды не держится на листке лотоса, так пусть и нищенствующий не прилепляется жаждою к этим вещам: ни к жилищу и постели, ни к пище и сиденью, ни к воде, поданной отмыть грязь с одеяния… Ибо все вещи мира, движущиеся или покоящиеся, невечны и обречены на умирание…
– А кто говорит, что они вечны? – возмущался мальчик. – К чему вы ломитесь в открытую дверь, что все невечно, боретесь с чем-то? А кто спорит?..
Тогда я – с другого боку:
– Только того, кто принимает жизнь целиком, что бы она ни преподносила, ожидает подлинная награда!..
– И какая же вас ожидает награда, двух таких оболтусов? – интересовался мальчик.
– Понимаешь, сынок, – отвечал ему Кеша удрученно, – кажется, «Мокшадхарма» рассказывает об одном преданном, как тот взмолился богу Индре: «Тысячу лет я тебе поклоняюсь, курю фимиам, и так нестерпимо беден! Пошли мне за выслугу лет хоть какую-нибудь субсидию, а то эта нищета уже забодала». Услышали боги его стенания и сказали: «Послушай-ка, Индра! Надо бы, действительно, этому твоему бедолаге оказать содействие». Дальше события развиваются следующим образом, – будничным тоном продолжает Кеша, –
– И ВСЕ??? – ахнул мальчик.
– Терпение, терпение… Надо набраться терпения, – подбадривал себя Кеша. – Святой, который печалится, – безрадостная фигура.
А сам в таких ярких синих носках расхаживал по дому!
– Мне нравятся синие носки, – серьезно говорил Кеша. – Как будто по морю ходишь – по щиколотку проваливаешься!