– Ну как? – спросила Таня в машине.
– Трудно сказать… Человек, видимо, неплохой, смекалистый, но растерянный. Власть взяли, а что с ней делать, не знают.
Таня сидела на заднем сиденье, я повернулся к ней:
– Я тебе прочту четверостишие, скажи, кто автор.Портретов Ленина не видно,
Похожих не было и нет.
Века уж дорисуют, видно,
Недорисованный портрет.
– Не знаю, кто автор. Почему ты спрашиваешь?
– Яковлев сказал, что у них дома висел только портрет Ленина. Вот и вспомнилось… Едем, запишем этот разговор, придется снова вкалывать: он требует переделок. В общем, «побредем ужо, Марковна».
Танино отчество – Марковна, как и у жены протопопа Аввакума. И когда предстоял очередной круг работы, я повторял его слова: «Побредем ужо, Марковна», добавляя от себя: «голубушка моя милая».34
Снова за работу, в который раз! 938 страниц! Конечно, каждое новое прочтение, новая редакция улучшают текст. Но менять ничего в главном я не буду. Уберу кое-какие резкости, завуалирую некоторые обобщения, читатель все поймет.
От работы отрывают, непрерывно звонит телефон, один за другим приезжают иностранные корреспонденты, я им говорю: «Опубликуют роман, все узнаете», но они, дотошные, расспрашивают, сообщают: «В Москве готовится литературная бомба…»
Разыскал я Шатуновскую, дозвонился, она болеет, попросила позвонить недели через две. Говорила слабым голосом, неохотно: или совсем плоха, или не хочет обсуждать «кировскую» тему, может, запретили?..
24 июня открылся съезд писателей, теперь уже не РСФСР, а СССР. Докладчику, Маркову, стало плохо на трибуне, увезли в больницу, доклад за него дочитал Карпов.
Перед съездом Гранин обещал сказать в своем выступлении о моем романе. Не сказал. Спрашиваю: почему? Отвечает: «Верченко отсоветовал, мол, будет хуже для романа».
На следующее утро я позвонил Яковлеву.
– Он уезжает на съезд писателей, – ответил секретарь, – позвоните вечером.
– Вот со съезда я и говорю.
Подействовало. Яковлев курирует съезд. Соединили.
– Александр Николаевич, – говорю, – я разыскал Шатуновскую, есть ее телефон, со мной она говорить не стала, а вам, конечно, скажет, где материалы по Кирову.
– Материалы и без Шатуновской можем найти. Дело в политической целесообразности возвращения к этому вопросу, – сухо ответил он.
– Смотрите… Второе: на съезде о романе хотел говорить Гранин, но ему не позволили, выкручивали руки, как и Евтушенко на прошлом съезде.
– А что, выступление Гранина помогло бы роману?
– Конечно, это общественное мнение.
Он нетерпеливо возразил:
– Анатолий Наумович, кто может Гранину выкрутить руки? Или тому же Евтушенко? Они сами кому хотите выкрутят руки.
– Ладно, и, наконец, последнее. Я сделал новый вариант романа, снял то, что вас не устраивало. Как мне его вам передать?
– Это вопрос техники. Я читал роман как частное лицо, теперь он должен пройти официально через определенные инстанции. Наш отдел культуры пусть почитает, и Союз писателей пусть обсудит, свое мнение выскажут.
– Поправки дали
– Анатолий Наумович, зачем вы так?!
– А как еще, Александр Николаевич?! Мы с вами сидели два часа, все вроде бы обговорили, я месяц работал, это ведь не очерк, роман, почти тысяча страниц. А теперь вы отдадите его людям, которые не знают о нашем разговоре, не знают о той работе, которую я проделал. Они сами накидают мне еще тысячу поправок, на это они мастера. Мой роман, Александр Николаевич, – это не футбольный мяч, который можно гонять от одного игрока к другому.
– Ну, хорошо, хорошо, не нервничайте, приносите роман, отдайте Кузнецову, я его предупрежу.
Этот разговор был утром, а на вечернем заседании съезда ко мне подошел Баруздин.
– Толя, со мной беседовал Александр Николаевич Яковлев, хвалил твой роман.
– Очень хорошо, печатай.
– Он сказал, что надо кое-что сделать.
– Я все сделал, печатай, печатай.
– Прямо с колес я пустить не могу. У нас очень большой портфель, писатели ждут по году.
– Несерьезно, Сережа. Ты имеешь указание секретаря ЦК партии. Чего тебе еще нужно?
– Никакого указания Яковлев не дал, я ему жаловался, что не пропускают Тендрякова, и он сказал: «Есть еще интересный роман Рыбакова». Это не указание, а просто читательское мнение…
– Я ваших тонкостей не понимаю, решай: будешь печатать роман или нет?
– Я должен подумать, мы еще вернемся к этому, – уклончиво ответил он.