Петя поспешил выйти: не понравилось ему это. Зря он пошел, да ничего, теперь ляжет в сенях до утра и никуда больше не побежит.
У двери в сени его за руку поймала старая Ильинична.
- Петенька, приготовил бы постель барину, а то поздно им ужо вечерять-то будет...
Петя вздохнул. Грубить он не стал бы доброй старушке, которая в детстве жалела его. Пришлось согласиться, и он пошел на второй этаж.
Петя нарочито медленно расправлял мягкое одеяло и укладывал шелковые подушки. Хотелось подольше остаться в жарко натопленной комнате. Тепло приятно пробиралось под армячок, а онемевшие руки начинали болеть.
Но что-то не давало ему покоя. Тревожно вспоминалась фраза офицера о нем. Петя не мог понять, что он сказал по-французски, но то, как сказал… Хотя чего уж ждать на хмельной барской гулянке, да и какое ему, Пете, дело до того, что изволили говорить?
За дверью послышались шумные шаги, и Петя услышал голоса:
- Ох, батюшка, остереглись бы, ступени-то больно скатые…
- Поди прочь, Ильинична, - недовольно отозвался Алексей Николаевич. - Я на ногах, что ль, не стою?
- А побереглись бы…
Петя улыбнулся. Старушка у барина была кормилицей, да по сию пору следила за ним, как за дитем малым.
Ильинична открыла дверь, и Алексей Николаевич, которого она держала за локоть, оперся о косяк. Стоять-то он стоял на ногах, да только нетвердо.
Старушка засуетилась вокруг него, но барин прикрикнул:
- Я приказал ведь: поди!
Он, кажется, нахмурился, да Петя не видел в темноте.
- Батюшка, а раздеться как же? - робко спросила Ильинична.
- А он вот на что? - барин показал в сторону Пети. - А ну!..
Старушка, пробормотав что-то, удалилась. Но перед этим строго пригрозила Пете кулаком - чтоб все сделал.
И угораздило ж у окна встать, чтоб видно было сразу! Петя подошел к барину, который стоял, опираясь о стену. Начал расстегивать пуговицы на мундире, да замерзшие пальцы совсем не слушались.
Алексей Николаевич молча смотрел на него в темноте и ждал, не бранясь за неловкость. И вдруг рассмеялся, коснувшись его кисти:
- Ишь, озябший весь…
Схватил его за обе руки и сжал в своих горячих ладонях. Петя дернулся было, да замер от удивления, когда барин поднес его руки к лицу и стал греть обжигающим, пахнущим водкой и табаком дыханием.
- Робкий какой, - усмехнулся Алексей Николаевич.
Он взял его за подбородок и поднял к себе, рассматривая лицо. И, расплывшись в улыбке, протянул по-французски почти то же самое, что сказал офицер.
Петя, охваченный смутным нехорошим предчувствием, попробовал освободить руки. Да не тут-то было - барин крепко обхватил его и прижал к себе.
И - да что же это! - стал руками оглаживать, будто девку, которую в угол зажал. По боку прошелся, сильнее к себе прижимая, и тут же ниже спустился - тискать начал, да так, что Петя от боли дернулся.
- Алексей Николаич… вы что? - начал испуганно бормотать мальчик. - Ай! Стыдно ведь…
Может, он его с девкой и спутал-то по пьяному делу? Но нет, обращался как к парню. Тогда как же это можно? Петя слышал только, что бывает такое, шепотом и перекрестясь говорили, что есть такой грех, да не при нем даже - мальчик ухом ловил просто.
Пока Петя соображал, что же делается, барин взял его за плечи в охапку и толкнул на кровать. Наклонился над ним - как же водкой разило от него! Петя повернулся было, отворачиваясь, но тут Алексей Николаевич схватил его за запястья и прижал к кровати - не двинуться.
Почти лег на него, а как коленом ноги раздвинул и придавил - Петя не закричал едва. Но не успел. Барин рот ему накрыл - поцелуем! В одеяло вжал, губами впился жадно, нетерпеливо, до боли. И настойчиво так, что проник языком сквозь его стиснутые губы, и Петю замутило от горького вкуса водки.
Он бы, может, и вывернулся. Да мыслимое ли дело - на барина руку поднять? Вот и трепыхался под ним, головой мотал, пытаясь увернуться - да не получалось.
Алексей Николаевич схватил его за оба запястья одной рукой, а второй стал армячок стаскивать. Оторвался, наконец, от поцелуев - и Петя без надежды выдохнул:
- Пустите…
- Ишь чего выдумал, - пьяно рассмеялся барин. - Не пущу.
Точно - понимал, что он не девка. Но как же это, и что ж с ним сейчас делать будут? Петя догадался, но старался не думать - жутко было, аж подташнивать начало.
Барин с него и штаны вместе с исподним стянул, и с себя всё стащил - а Петю держал при этом. Да он и не боролся уже почти. Дернулся пару раз, но тут хватка на запястьях до синяков сжималась. Да и вывернули ему руки так, что поднять невозможно было.
Петя лежал, зажмурившись, и молил: «Поскорей бы, Господи». Он уж и вытерпит, лишь бы закончилось!
Но барин не спешил. Он рядом лег и свободной рукой стал тискать его. А уж губами что творил! И шею, и плечи прикусывал, кожа после этого горела вся и наверняка отпечатки оставались.
Сколько ж можно, сил терпеть нет уже! Петя шипел и стонал сквозь стиснутые зубы, но барину нравилось только, как он вывернуться пытался и просил, чтоб отпустили.