Romanipen (СИ)

И тут… пальцами - там, где Петя и думал. Он подальше отполз было, вскрикнул от неожиданности, но Алексей Николаевич всем телом - тяжелым, горячим, - лег на него, придавливая и не давая двинуться, и прошептал прямо в ухо:

- Не рыпайся, не то больно будет…

Больно? А сейчас, когда зубами в шею, коленом по ногам, чтоб не ерзал - не больно?

Петя закрыл глаза. По щекам уже текли слезы от страха и бессилия.

Это не с ним, не сейчас… Петя пытался представить, что нет этого ужаса, что ему снится - но сроду он такого не видел, хоть и были во снах всегда почему-то не румяные девки, а жилистые руки красивого конюха Никиты или кучера Василия. Но те - обнимали, гладили, а не заставляли кусать губы и метаться по простыне…

Оказалось, может быть больнее. Петя закричал, но барин тут же зажал ему рот ладонью. И начал двигаться - резко, быстро, сразу до предела. Потерять бы сознание, упасть бы в забытье, да не получается - слишком больно.

А все-таки память милосердна: всё слилось в одну мутную полосу, кроме которой Петя потом ничего и не вспомнил.

Он очнулся, лишь когда это закончилось. Осторожно вздохнул, приподнялся на локтях. Тронул за плечо Алексей Николаевича - тот не шелохнулся, значит, спал. Петя попробовал сесть, но тут же поморщился и сразу встал. Тихо оделся, кое-как обтершись - хорошо хоть, крови не было. И вышел за дверь.

Прошел по темному дому, никого не потревожив и не разбудив. И, только оказавшись в пустых сенях, упал на лавку и разрыдался.

К утру метель утихла. С неба густо падали хлопья мягкого снега. У Пети ноги по колено были в снегу. Он сидел на завалинке, забившись в щель между бревен и опершись спиной о стену избы.

Он всю ночь пролежал на лавке в сенях, бездвижно глядя в темноту. Слезы скоро кончились, и только такая страшная пустота осталась, что не двинуться - закрыть глаза и не проснуться.

А поутру, как начал просыпаться дом - тихонько встал и выскользнул на улицу. Шел, не разбирая дороги, и оказался в деревне.

Здесь Петю не любили. Злились, что он в именье - не знали, как там плохо ему. Поэтому и не пошел он ни к кому. Спрятался между бревен на завалинке и затих.

Он уже почти засыпал. Холод исчез, была только слабость, слипались глаза и совсем не чувствовались руки и ноги. Петя свернулся на широком бревне, кутаясь в армячок. А как глаза закрывал - тепло там было, во сне.

…- Петька!

Звонкий детский голос. Ульянка.

Девчонка взяла его за рукав и вытащила. Петя и не сопротивлялся - настолько занемел от холода.

Ульянка взглянула на него и нахмурилась, смешно сморщив курносый нос. Она вся распаренная была, будто бежала, косички торчали из-под платка.

- Ты пошто тут? - удивленно протянула она.

Петя отвернулся. Отвечать не хотелось. И зачем она разбудила?.

- Ты чего смурной такой? - не отставала девчонка. - Обидел кто?

Обидел! Да как расскажешь? Ульянке одиннадцать годков было. И что же - глянуть в ее чудные глаза голубые и сказать?..

Она тоже сиротой осталась после того, как мать-прачка застудилась и слегла. И была Ульянка Пете навроде младшей сестренки. Смелая девчонка была - не боялась, что и на нее через Петю злоба перекинется. Но ее-то любили. В любой работе любопытная Ульянка рядом вилась, везде хотела помочь, а ткала да пряла так, что старая Ильинична руками всплескивала.

- Держи вот, - девчонка достала из-за пазухи полгорбушки хлеба, разломила, сунула Пете.

Кусок в горло не лез. Хлеб вкусный был, но Петя через силу жевал.

- А ты что здесь? - спросил он.

Ульянка фыркнула. Она всегда так делала, как рассказывать что начинала.

- Да весь дом там на ногах. Господа проснулись… Ужас что! То в погреб за настойкой, то полотенце, то льда набрать, а уж ругаются страшно как - у-у-у… Вот я и сбегла.

Петя улыбнулся бы, как девчонка недовольно нос морщила. Да только как же теперь… Проснулись. Надо будет вернуться. Да лучше бы он тут и заснул, лучше б Ульянка не нашла его!

Петя уткнулся лицом в колени. Луше бы не возвращаться.

А ведь девки из прислуги сегодня будут весь день красные ходить мимо офицеров да гадать - узнает, не узнает? И никто после такого жизни себя не лишал, это только старухи, когда ругаются, вспоминают, какие нравы строгие в прежнее время были - и сказывают такое.

Да отчего ж не угодить офицеру? Вспомнит наутро - так, может, и подарит что на память. Выйдет девка замуж, а нет да нет достанет из потаенного узелка колечко или сережки и улыбнется.

Но то девки. А ему бы сейчас только что и заснуть в снегу…

- Ой, да ты хворый весь! - Ульянка потрогала ему лоб. - Горишь! А ну пойдем!

Она схватила его за руку и потащила - куда, Пете все равно было.

Оказались они у избы Лукерьи - старухи, к которой вся деревня ходила по болестям. Добрая старуха была.

Ульянка втащила его в избу, усадила на лавку. Лукерья ему трав каких-то заварила, и Петя сразу заснул.

А очнулся к вечеру уже. В темной избе никого не было.

Он сначала хотел остаться. Да решил - чего бояться, надо вернуться. Он знал уже, что делать будет, если барин снова его…