Романтическая комедия

– Ты научилась приспосабливаться. Как человек, побывавший в реабилитационном центре, я впечатлен. Три дня – это немало. Большинство делают маленькие шаги, по одному дню. – Я промолчала, и Ноа добавил: – Нужно учиться жить со своими демонами, а не ждать, что они уйдут навсегда, разве нет?

– А еще… – Я осеклась.

– А еще?

– Иногда я говорю, словно пишу диалог для героини – самой себя. Только притворяюсь нормальной, а на самом деле – растерянная чудачка.

– Мы все растерянные чудаки! – засмеялся Ноа. – Просто среди нас мало сценаристов. – Мы встретились взглядами. – Такое со всеми случается, поверь. Притворяемся, пока сами не поверим. Думаешь, каково мне было в первый раз выступать на церемонии награждения? К тому же девственнику, не забывай! – Он поцеловал меня в губы. – Получается, мы квиты. Я тоже делаю вид, будто меня не пугает общение с человеком намного умнее меня.

– Ты настоящий джентльмен, но брось!

– Ты пугающе, удивительно восприимчива. Писать диалог для героини – самой себя – надо же такое сказать, очень умно! Жалко, я много лет назад до этого не додумался: мог бы притворяться в интервью, что играю роль музыканта, продвигающего альбом.

Да разве я могла мечтать, что добрый, вдумчивый, красивый мужчина сочтет меня пугающе, удивительно восприимчивой? Что он поймет, до чего я невротичка, и ничуть, похоже, от этого не расстроится? Что он окажется из тех, для кого потребность во внимании – не досадная помеха, а норма? Разве не тяжело мне было в глубине души смириться, что я никогда не встречу такого, как Ноа, – ну разве что на страницах собственного сценария?

Он пригладил мои волосы, как часто делал.

– Это не значит, что у нас все не по-настоящему.

Мы отправились в поход по каньону Темаскаль и вернулись уже затемно. Оба были в бейсболках; Ноа нес рюкзак с водой и пустыми обертками от таких же протеиновых батончиков, которые он присылал мне в Канзас-Сити. Мы съели эти батончики, сидя на валуне около выступа (как выяснилось, он назывался Скалл-Рок) и любуясь заливом Санта-Моника.

– Все-таки не зря калифорнийцы такие самодовольные, – неохотно признала я.

У тропы мы начали обсуждать, какую собаку хочет завести Ноа.

– Как думаешь, золотой ретривер – это слишком стереотипно? Получается, родители таки промыли мне мозги ценностями среднего класса? – пошутил он.

– А может, бигля? И стереотипы нарушишь, и лучшую породу собак купишь.

Ноа взял меня за руку.

– Бигли среди маленьких собак лучшие, это точно.

– Но они не маленькие! Ну, вряд ли они себя считают маленькими. Вот шпицы или чихуа-хуа – они маленькие.

– Наверное, смотря какой бигль?

Мы дошли до парковки и направились к серебристому «Лексусу» Ноа.

– Конфетка весит двадцать пять фунтов. Двадцать пять фунтов красоты и грозной натуры – в сумочку такую не запихнешь.

– Согласен, Конфетка…

– Привет, Ноа! – прервал его взбудораженный мужской голос.

Ноа тотчас выпустил мою руку и пробормотал:

– Не останавливайся.

Машины занимали полпарковки, а вокруг по двое, по трое ходили человек десять. Я выискивала среди людей у машин говорившего и заметила у седана присевшего на корточки парня.

– Ноа, как зовут твою подругу? Как ее зовут?

На вид парню было лет двадцать с чем-то; он держал большую черную камеру с выдвинутым объективом, и в наступившей тишине раздалось несколько щелчков.

– Ладно тебе, не сейчас! – отмахнулся Ноа.

– Постригся, да? Побрил голову? Когда?

Я отстала от Ноа фута на два, до того он торопился. Он достал из кармана шорт ключи, разблокировал дверцу и завел двигатель, а папарацци бросился к пассажирскому сиденью.

– Как вас зовут? Вы с Ноа встречаетесь? Давно его знаете?

Стиснув челюсти, Ноа дал задний ход. Я оглянулась на папарацци.

– Не смотри на него, – тихо произнес Ноа. Он свернул на дорогу и с досадой продолжил: – Могли бы и не приставать в такое сложное время!

Я промолчала. Ноа посмотрел на меня, и мы наконец встретились взглядами.

– Все хорошо?

Мы в тишине проехали невысокое здание средней школы, окруженное пальмами, как в кино, и я наконец сказала:

– Ты боишься, он продаст фотографию, на которой ты держишь меня за руку?

Мой голос тоже звучал непривычно, хотя и не так, как у Ноа, а резко и отстраненно. У нас вошло в привычку разговаривать друг с другом тепло, поддразнивая, а теперь все было по-другому.

– Ради тебя надеюсь, что нет.

– Ах, ради меня?

Ноа вновь бросил на меня взгляд.

– Ты меня в чем-то обвиняешь? Судя по голосу, да.

– Будь я двадцатипятилетней красоткой-актрисой, ты отбросил бы так мою руку?

Он прищурился.

– Серьезно? Ты никак хотела, чтобы он нас заснял?

– Как-то ты очень… поспешно от меня отстранился.

– Я думал, тебе это не понравится. Да-да, тебе, не мне. Тебе. Ты терпеть не можешь лишнего внимания. Знаю, ты бывала на красной дорожке, но вряд ли ты привыкла к ежедневным засадам.

Перед нами снова открылся океан, бирюзово искрящийся под ясным небом, и красота пейзажа неприятно контрастировала с напряженным настроением в салоне. Минуту спустя, не меньше, я продолжила, стараясь скрыть обиженный тон: