Романтическая комедия

Он ничуть не раздражался, даже сочувствовал, с готовностью забыл о неразрешенных вопросах – для меня это было очень важно. Я надеялась, что он именно так себя поведет.

– Возвращаюсь однозначно, только думаю, машиной или самолетом.

– Серьезно болен?

– Не знаю. Звонила его сестра, тетя Донна, а у нее самой со здоровьем проблемы, поэтому она не стала заходить, только передала мне, что он какой-то растерянный, а соседи видели у себя во дворе Конфетку. Вообще-то Джерри крепенький, но… Все-таки восемьдесят один год.

– Лучше самолетом. Я кое с кем созвонюсь.

Я могла притвориться, будто не понимаю, о чем речь, или отказаться от его щедрого предложения – очевидно, платить собирался он.

– Спасибо, Ноа, – только и сказала я.

Самолетом оказался «Гольфстрим» с восемью белыми кожаными сиденьями. Помимо двух пилотов на нем летели две стюардессы, все в темно-синей с золотом униформе и в масках, как мы с Ноа. Присутствие Ноа стало для меня неожиданностью. Он перезвонил мне через сорок минут после нашего разговора.

– Так, мы с Лией к тебе приедем, она отвезет нас в аэропорт, ты отдашь ей ключи от машины, она сегодня заберет твою машину и отвезет обратно ко мне. Рейс вылетает из Ван-Найса, а не из Лос-Анджелеса.

Лия – его личная помощница. Прежде мы не встречались.

Я несколько раз летала на частных самолетах, в том числе на церемонию вручения «Эмми» в две тысячи пятнадцатом, состоявшуюся на той же неделе, когда на «НС» присутствовала настоящая Хиллари Клинтон, а не только сыгравшая ее в моем скетче Линетт. Тогда я летала за счет «НС» и, чувствуя себя то ли самозванкой, то ли туристкой, незаметно отправляла маме снимки салона.

Когда мы выбрались из машины и подошли к трапу, Ноа подал мне руку и пропустил меня вперед. В передней части салона лицом к лицу стояли четыре белых кожаных сиденья, а между ними стол с бутылками воды и блюдом с мятными леденцами. Я оглянулась через плечо, не зная, где мне сесть.

– Может, здесь? – предложил Ноа и кивнул на сиденье у окна.

Когда я устроилась, он занял соседнее кресло, убрал белый подлокотник между нами и молча положил правую руку мне на плечо. Я также молча положила голову ему на грудь и закрыла глаза. Я ощущала сквозь маску запах его шеи, такой же, как поутру, – запах лесной свежести и хлеба. Странно… Мысли о нем порой меня тревожили, но сам Ноа всегда успокаивал.

Стюардесса предложила нам кофе, и мы оба взяли по чашечке, а еще кексы с черникой – Ноа отказался, а я взяла; пришлось снять маску, чтобы перекусить. Пилот извинился по громкой связи за тряску на взлете, и стюардесса снова наполнила нам чашки. Я кое-что листала в телефоне, Ноа – в «айпаде».

– Хочешь посмотреть фильм? – предложил он.

Я выбрала историческую драму – сюжет оказался не слишком убедительным, зато картина неплохо отвлекала. Когда пошли финальные титры, нам оставалось двадцать минут до приземления.

– Ему не стоит идти в больницу, если только совсем не прижмет, верно? – спросила я. – Наверное, там еще хуже: палаты переполнены, аппаратов искусственной вентиляции нет…

– Лия отыскала врача, придет в три. Посмотрим, что он скажет. – Ноа сжал мою руку. – А еще она заказала нам такси из аэропорта.

Я ответила ему недоуменным взглядом.

– Личный доктор?

– Да, личный доктор.

Я достала ключ от дома Джерри еще до того, как отдала ключи от машины Лие, и теперь, на дорожке к входной двери, вынула его из кармана джинсов. Мы с мамой переехали к Джерри в восемьдесят третьем; это был скромный домик в колониальном стиле, с темно-бордовыми ставнями. Мы с Ноа вошли, не снимая масок.

Меня с самого взлета мучило два взаимоисключающих страха. Первый – что мы застанем Джерри за йогой в кресле или поеданием хлопьев с изюмом; он удивленно спросит, в честь чего такая суета, и получится, будто я использовала звонок Донны как предлог, чтобы сорвать Ноа с места или испытать его на преданность. А второй – что мы найдем Джерри мертвым.

Я несколько раз его позвала, но ответа не услышала. Я поспешила вверх по лестнице, покрытой бежевым ковролином времен моего детства, Ноа следовал за мной. Дверь в спальню Джерри была открыта. Одеяло на кровати мерно вздымалось и опускалось, и я выдохнула от облегчения.

– Джерри, это Салли! Я вернулась из Лос-Анджелеса.

Он лежал на боку лицом к стене и растерянно моргал. В вытянутом похудевшем лице появилось нечто детское, и прозрачная слизь, капающая из одной ноздри, только усиливала это впечатление.

– Салли, – повторила я. – Я в маске из-за ковида.

– Привет, милая, – глухо ответил Джерри.

Я опустилась на колени перед кроватью.

– Как ты себя чувствуешь? Тебе надо в больницу? – Я положила ладонь на его пылающий лоб.

– Горло. – Он коснулся шеи и глухо добавил: – Болит.

– Ты ел, пил?

– Я принесу ему попить, – вызвался Ноа у меня из-за спины.

Джерри закрыл глаза, и я вспомнила, что не ответила на его письмо о собадушках. Пока он понемногу угасал, я ходила с Ноа в поход, занималась сексом, заявляла, будто подготовленный нарочно для меня кабинет оскорбляет мою независимость…

Ноа вернулся с двумя стаканами воды, со льдом и без, и протянул мне.