Романтическая женщина и другие рассказы (сборник)

— Я сегодня здесь в качестве клоуна, — сказал я, подходя к ней, сидящей за письменным столом у окна.

Она повернулась ко мне, держа задумчиво перо между зубами.

— Вам не надо быть клоуном, — решительно заявила она. — Несмотря на то, что Карло сказал вам сейчас целую речь. Разве он не прелесть, когда волнуется?

— Он имеет на то причины. Главный пункт в его речи заключался в том, что вы сидели перед ним с вытянутым лицом, а ни один порядочный итальянец этого не допускает у своих женщин.

— Но это не по его адресу, Ховард. Разве какая-нибудь женщина могла бы дуться на Карло? Он так очевидно мил, что с ним нельзя обращаться как с обыкновенным человеком…

— Так я же сказал, что я клоун, — прошептал я скромно,

— Нет, сегодня вы «дядя», дядя Ховард, — сказала она, наморщив брови и как бы взвешивая, подхожу ли я к этой роли. — Да, вам придется быть чем-то вроде дяди, каким настоящие дяди никогда не бывают. Сегодня один из моих серьезных дней, — объяснила она. — Это очень грустно, Ховард, но сегодня не будет речи ни о сахаре, ни о шоколаде, ни о пирожных.

— Я помню рассказ Генри Хорланда, — неопределенно начал я.

— Не стоит вспоминать, потому что я совсем им не интересуюсь, — остановила она меня. — Давайте лучше разбирать меня. Вполне. Вы очень не хотите этого, Ховард?

— Нет, не очень, — сказал я.

Она неожиданно вскочила, крепко схватила меня за руку, полная детского порыва и улыбки.

— Ax, мой дорогой, что я буду делать, когда выйду замуж за иностранца и в доме не будет сильного, глупо-умного англичанина, с кем можно было бы ребячиться.

Быстрые слова падали одно за другим, потом она выпустила мою руку, потому что неизменный румянец окрасил ее щеки.

— Видите-ли, — более степенно продолжала она, меня всю заполняет мысль, C кем бедная Фей будет говорить глупости, в близком будущем. С большинством трудно говорить глупости, не правда ли? Ну, скажите, что да… Вы знаете, что у вас такое же чувство, Ховард: вы отлично знаете, что не со всякой девушкой будете болтать такую чепуху, как со мной. Попробуйте когда-нибудь, тогда убедитесь. — Конечно, я могу болтать так и с Карло, — сказала она, — но это не то. Это похоже на работу. Подумайте, прошли целые месяцы, пока я убедила его, что, если я посмеиваюсь над ним, это вовсе не значит, что его не выношу. Смеешься в сущности только над людьми, к которым по-настоящему привязана… Я думаю, что c ним это по-другому, потому что он влюблен в меня, — добавила она и ждала, что я усмотрю вопрос в приподнятых бровях, но я не ответил. Итальянцы — странные люди, — сказала она, я теперь знаю о них подробно. Нельзя над ними смеяться: этим они держат тебя в страхе, бедняжки! Я часто превращаю для Карло солнечный день в дождливый… Когда я сказала, иностранец, я, конечно, не подразумевала под этим, что он обыкновенный иностранец, — решительно добавила она.

— Даже если бы он не имел денег, — согласился я, — он был бы не хуже, чем чужеземец. С таким лицом он не мог-бы быть «нежелательным». В чем дело, Фей внезапно спросил я, — у вас вид женщины, что-то замышляющей. В глазах у вас значительное выражение.

Она улыбнулась немного грустно.

— Это не очень значительно, — сказала она. Я задумалась над собой, вот и все. Сегодня, вчера и в прошлые дни я задаюсь вопросом: выйду ли я замуж за Карло или нет?

— Но, Фей, конечно, выйдете, — закричал я. пораженный.

— Да, — кивнула она, — это как раз то, что сказала бы мама, только более решительно; но она ничего не знает… Это очень меня мучает, Ховард. Я просто не знаю, что делать.

Она так меня поразила, что я невольно вошел в роль дяди, как она этого хотела. Я стоял у камина, рядом с ее стулом, и действительно чувствовал себя очень серьезным. Совсем неожиданно она возложила на меня ответственность. Она наполовину приоткрыла дверь, и я увидел, что трое людей, которых я очень любил, находятся в очень неприятном положении. Мне хотелось помочь не только Фей, но и ее матери. «Если это только временная нерешительность, пусть лучше мать ничего об этом не знает, — думал я, — ведь мне знакома ее необыкновенная способность волноваться»… Что я сказал Фей, на самом деле, не важно. Я, вероятно, нагнулся и, глядя ей прямо в глаза, убеждал ее, что это не игра. Она должна решиться. Дальнейшие колебания унизительны для Карло. — Нельзя тянуть без конца, — убеждал я довольно нетерпеливо, — я хочу сказать, дитя мое, что вы должны отдать себе отчет, нравится ли он вам в достаточной степени или нет?

— Нравится… Страшно нравится… — протестовала она. — Вы не совсем понимаете меня, дядя Ховард. Я не так волнуюсь за него, как за себя. В нем я уверена. Он самый лучший и милый человек во всем мире, и я знаю, что могу быть счастлива с ним, — даже несмотря на то, что он обижается, когда я над ним смеюсь. Да и итальянские обиды гораздо привлекательнее, чем обиды домашнего производства… Да, он мне очень-очень нравится, но я очень-очень ясно вижу, что не влюблена в него.