Видите-ли, такие женщины творят свои законы. Это не ее вина, не в ее надменности дело, — виновата наша чувствительность. По физическим законам она принадлежит всему миру, а не одному человеку. Она никогда мне не принадлежала. Я был для нее лишь отголоском мира. Она никогда никому не принадлежала и не будет принадлежать, потому что она ушла в погоню за идеалом, которого даже она никогда не найдет. Она будет и впредь испытывать наши… наши качества и разбивать наши сердца. Из-за нее мужчины кончали самоубийством, и я сам серьезно задумался бы над этим вопросом, если бы не знал, что она считает самоубийство величайшей невежливостью со стороны мужчины.
Я предложил развод, но она отклонила, ссылаясь на то, что она боится быть одной. Мы тогда жили в Риме, и среди знакомых не предвиделось никакого подходящего мужа. Она просила меня оставить пока все в том же положении. Конечно, я с радостью согласился… Наконец, мы нашли выход из этой передряги. Мы решили, что она будет продолжать делать то, что (с таким успехом, — мягко сказала она) делала раньше, рискнет приключением. Если молодой человек окажется приемлемым, не сдержит торжественного обещания и зайдет к ней, ему придется поплатиться за свою слабость… Счастливый, несчастный юноша! Но я хотел гарантировать ей безопасность, ведь даже такие приключения могут сопровождаться неприятностями, и я взял на себя роль ее шофера на такие случаи, с самого начала до самого конца, — настаивал я. На что она, улыбаясь, ответила, что, вероятно, мне долго не придется ждать.
Так и вышло. Первые два раза я действительно ждал не долго, не больше часа. В обоих случаях несчастный молодой человек, хорошо поужинав, немедленно уходил, задумавшись над вопросом, почему такая недоступная женщина так свободно пригласила его. Первый раз это случилось в Вене, второй- в Париже. Ей было скучно до смерти, говорила она мне. Таким образом, не было повода для исполнения или неисполнения обещания; как видите, в этих двух приключениях дело не дошло до самой сути. Но в третий раз… С вами…
— Ну? — горячо спросил я.
— Ночь была очень, очень прохладная, — мягко заявил он.
Он молчал в продолжение нескольких долгих минут. Я напряженно ждал. Он наклонился ко мне и положил руку мне на колено.
— Вы простите мне дерзость, молодой человек. Его глаза загорелись ласковым огнем.
Мое молчание послужило ответом, и он продолжал:
— Я, вероятно, лет на двенадцать — тринадцать старше вас, разрешите мне дать вам совет в том, в чем я опытен. Никогда не старайтесь разыскать дом, в котором вы были несколько часов тому назад. Не надо. Я говорю это вам потому, что вы мне нравитесь, и потому, что я знаю, что она самая очаровательная женщина в мире. А если вы ей понравились, то она не только самая очаровательная, но и самая опасная. Она оказалась опасной для меня… Вы не сердитесь на меня за мою вольность.
Спокойные проникновенные слова висели некоторое время в воздухе. Он выдержал длинную паузу, встал и лениво вытянул руки. Прелестная улыбка озарила его худое лицо. В этом человеке, казалось, было много божественного ребячества.
— Вы знаете Трильби? — спросил он и прошептал:
Увы! Я знаю любовную песнь,
То грустную, то веселую…
Когда он пошел к дверям, я продолжал сидеть в кресле. Обстоятельства как-то устранили обычную вежливость. Я упорно смотрел ему вслед, желая встретить его взгляд. У самых дверей он обернулся и сказал:
— Я ни минуты не издевался над вашей честностью, над тем, что вы сдержали слово, данное мадам. Пожалуйста, не думайте этого. Наоборот, я искренно восторгаюсь и поздравляю вас. Вы избегли невероятных страданий… Спокойной ночи, сэр Ланселот. Прощайте.
Уходом итальянца, казалось, заканчивался рассказ Ноеля Ансона, но это было так неожиданно, что я не мог не ждать заключительных слов. Я ждал, но он бросил папироску в потухающий огонь и продолжал молчать.
— Итак, ты больше никогда ее не встречал и с той поры чувствуешь себя несчастным? — наконец проговорил я.
Но меня поразил жалкий взгляд, который он бросил на меня. Он тяжело поднялся с места.
— Дурак набитый, — сказал он, — разве я только что за обедом не сказал тебе, что развелся шесть месяцев тому назад.
— Но твои обещания… Ты ему сказал…
— Первое, что я сделал выходя, — решительно пояснил он, — я посмотрел на номер дома!..
Консуэлло