Романтическая женщина и другие рассказы (сборник)

Он был очень странный человек, с причудами, увлечениями и большой дозой нетерпимости; совсем не англичанин по своему презрению к регулярности и декоруму жизни, но вполне англичанин по горячности, с какой он выказывал это презрение. Он держался отчужденно, слишком вызывающе, чтобы обращать внимание на то, приемлем ли он или нет для других, а потому у него не было друзей, тем более, что он, безумный, предпочитал общество Консуэлло и свое собственное. Он даже молодую жену любил меньше, чем любил бы, если бы не был уверен, что она обожает его. Как он был наказан за это ребяческое презрение к счастью в те ужасные, последующие годы, когда он, мужчина в полном расцвете, должен был предаваться унизительным мольбам, в то время как она, может быть, и жалея его, была жестока, как только может быть жестока женщина — сама женственность!.. Вы понимаете, что при его натуре у него совершенно не было друзей, и я был единственным человеком, с которым он мог поддерживать отношения, которого он любил; что касается меня, как бы меня ни тяготила присущая ему надменность, я примирился бы с чем угодно, чтобы быть вблизи этой женщины-котенка, — такой она была тогда и всегда по отношению ко всем, кроме тех мужчин, которые надоедали ей слишком большой любовью. К тому же, раз ты уже решил быть подлецом, то надо проделать это гладко. И мне приходилось поддерживать отношения с Тристаном, иначе — не видать мне Консуэлло!

Конечно, мое поведение не имеет оправдания, оно отвратительно. Вместо того, чтобы бежать, я делал все, что мог, чтобы заставить жену моего друга полюбить меня хоть на одну десятую того, как я любил ее. Обратите внимание, что моя низость не имела пределов: я не только прилагал все усилия, чтобы увлечь чужую жену, но и пользовался гостеприимством, как средством для достижения цели. Если бы я узнал, что мой сын делает нечто подобное в отношении своего друга, я бы без гроша выкинул его к черту. Впрочем, у молодого повесы не было бы такого оправдания, такого изумительного оправдания, как Консуэлло! Много говорено глупостей о «бескорыстной любви», о том, как мужчина продолжает любить женщину, несмотря на то, что его спускают с лестницы каждый раз, как он об этом заговаривает; вы понимаете, что я хочу сказать. Думаю, что большинство мужчин такие, как мы с вами; мы бы не могли бесконечно любить женщину, которая не отвечала бы на наше чувство и «отклоняла наши ухаживания». Как-никак все мы люди и, люби не люби, a если женщина долгое время отвергает мужчину, он в конце концов возвращается к своему клубу и коктейлям. Я все это говорю, чтобы объяснить вам, что Консуэлло по-своему была привязана ко мне, в противном случае я бы не любил ее так безрассудно. Конечно, она была привязана ко мне. Какая молодая женщина не будет любить молодого человека, обладающего не противной наружностью и имеющего заслуженную репутацию хорошего игрока в поло, и чуть ли не ученого (каким я был тогда), и окружающего ее ежеминутно трогательным и циничным вниманием, причем явно не претендующего на платонические ограничения что было бы естественно со стороны лучшего друга ее мужа.

«Я больше чем нравлюсь вам», — сказал я ей как то (с самомнением, свойственным мужчине, когда он наедине с женщиной, и знает наверняка, что она этого не расскажет другим), и она ответила, что мое внимание ее забавляет, льстит ей, что ей нравится, мол, манера быть влюбленным, — а «особенного» в этой манере было разве только мое подлое отношение к Тристаму! Впрочем, это было сказано значительно позднее, потому что, как я уже говорил вам, она была влюблена в своего мужа целых шесть месяцев, после чего изменилась не резко, а постепенно, ровно настолько, чтобы удержать его при себе, а самой снова начать обращать внимание на других молодых людей. Единственным же, другим «молодым человеком» на горизонте был я, и в моих глазах вполне очевидно горело отнюдь не чувство чистой дружбы, — как же? — Но, черт возьми, этого довольно для пролога!

Как видите, не было никакого пробела в моем воровском снаряжении; я выжидал и следил с такой хитростью, которую трудно было ожидать от рядового англичанина. Наконец, как-то днем, когда мы пили с ней чай, я сгреб ее в свои объятия и поцеловал.

Мой цинизм, если это был цинизм, диктовался моим знанием Консуэлло; я был влюблен, не идеализируя ее. Я ее действительно знал, знал, к какому типу женщин она принадлежала, какой тип мужчины ей нравился и при каких обстоятельствах. Я записал у себя в мозгу все ее предпочтения и наклонности. Бедная Консуэлло! Я точно знал, каких людей она находила скучными (это было уже тогда, когда ей надоел дом, и она стала искать развлечения). И если уж кого женщина находит убийственно скучным-так это друга мужа, который любит, но не смеет любить жену, потому что он друг мужа: причина как будто основательная для вас и для меня, но не для нашей молодой женщины, которая находит слишком для себя тяжелым тип добродетельного мужчины.