Романтический ультиматум

Кармел сглотнула и кивнула, удивленная не только силой его пристального взгляда, но и тем, что он заставлял ее чувствовать. В тот вечер она рассказала ему обо всех своих надеждах и мечтах – в то время она была на первом семестре в художественной школе с грандиозными планами стать следующей знаменитостью на ирландской художественной сцене, – и Росс слушал с тем же вниманием. С тех пор прошло много лет – после того, как ей пришлось отказаться от этих мечтаний, или, скорее, превратить их во что‑то более полезное, – и в ту ночь она отвергла его интерес. Вдумчивые вопросы, восхищение в его взгляде, когда Мел описывала свои страсти, стали просто эффективным средством залезть к ней в трусики… И его техника сработала идеально, потому что ничего не может быть более соблазнительным для девочки, которая потеряла отца в возрасте шести лет и была в ссоре со своим братом с тех пор, как умерла ее мать, чем чудо мужского внимания.

– Так ты нашла свою мечту? – спросил Росс, снова удивив ее.

Он это помнил?

Кармел издала грубый смешок:

– Ну, не совсем так. Мне пришлось бросить Центральную школу искусств Святого Мартина. И когда я вернулась в профессию после рождения Мака, мне пришлось зарабатывать на жизнь. Но мне нравится то, что я делаю.

Он нахмурился:

– Что ты рисуешь?

– Портретная живопись. Вообще‑то я специализируюсь на собаках. Я люблю их. Люди готовы платить довольно много за хорошее изображение своего питомца.

Брови Росса приподнялись, но лишь чуть‑чуть.

– У вас с Маком есть собака?

Сердце Мел билось о грудную клетку, ребра сдавливало. Несомненно, это был первый конкретный вопрос, который он когда‑либо задавал об их сыне.

– Мак обожает собак, но мы пока не можем себе это позволить. Так что он счастлив тусоваться с двумя собаками Имельды и Донала. Я думаю, он был бы рад однажды встретиться с Рокки, – рискнула она.

Росс кивнул:

– Я уверен, что это можно устроить. Хотя боюсь, что Рокки может сбить его с ног. Рокки довольно большой, Кормак довольно маленький, и я все еще работаю над манерами пса.

Это было сказано вдумчиво и тактично, поэтому Мел не смогла удержаться от вопроса:

– Откуда у тебя Рокки? Он собака‑спасатель, верно?

– Да. На самом деле я не выбирал его… скорее, он выбрал меня.

– Как так? – спросила она, заинтригованная ярким румянцем на его щеках и пытаясь не смотреть на его грудь, чтобы не поддаться страсти.

Росс вздохнул и отвел взгляд:

– Его выбросили в мусорный бак в задней части жилого дома еще щенком. Кто‑то довольно жестоко избил его. Я слышал его крики. Отвел его в приют. Две недели спустя я позвонил, чтобы узнать, пристроили ли его. Но он все еще был в приюте. Он не самый красивый пес, как ты, наверное, заметила, но у него большое сердце.

Росс пожал плечами, как будто его связь с собакой была незначительной, хотя Кармел подозревала, что эта связь была огромной.

– Я не сентиментальный человек, но мне показалось обидным позволить псу умереть после того, как он так упорно боролся за жизнь.

– Я понимаю, – произнесла Кармел, глубоко тронутая этой историей.

Росс де Кортни мог верить, что не способен на эмоциональные привязанности, но Рокки доказал обратное.

– Так вот почему ты назвал его Рокки? Потому что он боец?

– Да, – сказал Росс, но затем его пристальный взгляд снова остановился на ее лице, и он сменил тему:

– Отметины у тебя на животе, откуда они?

Румянец снова вспыхнул от неожиданного вопроса, когда Мел вспомнила, как Росс провел пальцами по растяжкам, когда они занимались любовью. Находил ли он их уродливыми?

– Это растяжки. Появились, когда была беременна, – прямо сказала она, отказываясь смущаться из‑за изменений, которые его ребенок внес в ее тело, – что бы он о них ни думал.

Его кадык дернулся, лицо напряглось. Росс выглядел пораженным, и она понятия не имела почему.

– Живот был довольно большой на поздних сроках, – сказала она, не в силах прочитать его реакцию, внезапно почувствовав необходимость заполнить тишину, и убрать этот пораженный взгляд из его глаз. – Мак был крупным ребенком, почти пять килограммов. И, ну, я мазала живот всевозможными кремами, но это не…

– Это было очень больно? – спросил он, прерывая поток информации.

– Растяжки?

– Нет, роды.

– О да, шесть часов абсолютной агонии, – усмехнулась она. Но поняла, что ее попытка пошутить не удалась, когда Росс побледнел. Она инстинктивно коснулась его руки. – Росс, что случилось?

– Прости, – сказал он, слова ломались от ненависти к самому себе.

– За что?

– За то, что заставил тебя пройти через это. – Росс встал, все его тело напряглось от напряжения.

– Не нужно извинений. У меня есть ребенок, которого я обожаю. Боль того стоила.

– Дело не в этом. Я подверг твою жизнь риску.