Читаем Романтики, реформаторы, реакционеры. Русская консервативная мысль и политика в царствование Александра I полностью

В начале 1807 года Шишков превратил эти частные встречи в публичные мероприятия, которые привлекали значительную часть петербургской литературной элиты. Первое из них состоялось в его доме в субботу 2 февраля и собрало около 20 человек, в основном писателей, но присутствовали также Лабзин, флигель-адъютант императора П. А. Кикин и полковник лейб-гвардии Семеновского полка А. А. Писарев. Лабзин и Шишков были знакомы еще с 1790-х годов. Православная вера Шишкова, как видно, не повлияла на его отношения с известным мистиком[249]. Подобные субботние встречи имели место трижды в феврале, четырежды в марте и один раз в мае, после чего группа распрощалась до осени. Эти собрания посещали выдающиеся петербургские деятели культуры и политики, в том числе генерал-губернатор С. К. Вязмитинов, министр народного просвещения П. В. Завадовский, сенаторы Д. И. Резанов и С. И. Салагов, помощник директора Публичной библиотеки и почетный член Академии художеств А. Н. Оленин и бывший адъютант Г. А. Потемкина генерал в отставке С. Л. Львов[250].

Здесь был представлен широкий спектр литературных дарований и поколений. Так, Д. Хвостов, у которого не находили никакого таланта, был посмешищем литературного мира [Хвостов 1938: 359], а Крылов и Гнедич были известны как писатели большого дарования. Интересен возрастной состав группы. Все члены ее ядра, кроме Державина, – те, кто организовывал встречи и принимал у себя собравшихся (Шишков, Муравьев, И. С. Захаров и двоюродные братья Хвостовы), – родились в 1750-е годы. Остальные, как правило, были моложе. Из 20 членов кружка (не считая Н. И. Язвицкого, чью дату рождения не удалось установить) один родился в 1739 году, трое – в 1740-е и 1750-е, пятеро – в 1760-е, четверо – в 1770-е, пятеро – в 1780-е и один – в 1790 году[251]. Из родившихся до 1760 года один лишь Д. П. Горчаков был писателем, тогда как из родившиеся после 1780 года писателями были все. Шестерка, образовавшая ядро группы, состояла сплошь из ветеранов академии (Шишков был самым молодым из них, если не считать Муравьева, который, похоже, перестал посещать литературные собрания еще до 1807 года), а из 22 оставшихся девять человек были действующими или будущими ее членами. Поскольку Лабзин, сенаторы Резанов и Салагов, Завадовский, Вязмитинов и генералы Кикин и Львов не были академиками, то доля академиков в писательском составе была еще выше (девять из 15)[252].

Таким образом, Шишков протягивал руку молодому поколению. Когда встречи еще только планировались, Жихареву было сказано, что абсолютно «все литераторы без изъятия, представленные хозяину дома кем-либо из его знакомых, имеют право на них присутствовать и читать свои сочинения, но молодые люди, <…> подающие о себе надежды, будут даже приглашаемы, потому что учреждение этих вечеров имеет главным предметом приведение в известность их произведений» [Жихарев 1989, 2: 109][253]. В организации собраний проявлялась явная тенденциозность: сторонников «нового слога» отвергали (Жихарев отметил «какое-то обидное равнодушие к московским поэтам» [Жихарев 1989, 2: 208][254]), в то время как академики превалировали. Шишков хотел не только поддержать молодые таланты, но и переманить молодое поколение в свой лагерь. В результате литераторы более молодого возраста часто находили эти вечера и всю Российскую академию скучными и не имеющими особой ценности для литературы[255].

Литературные вечера, как и академия, привлекали и литераторов, и официальных лиц, а также тех, кто, подобно полковнику Писареву, был и тем и другим. Эта особенность бросалась в глаза на третьем вечере, который, как писал Жихарев, «не похож был на вечер литературный. Кого не было! Сенаторы, обер-прокуроры, камергеры и даже сам главнокомандующий» [Жихарев 1989,2:139]. Показательно, что на первом же собрании политика обсуждалась в той же мере, что и литература. Недавнее сражение при Прейсиш-Эйлау вызвало горячие споры: офицеры Кикин и Писарев считали, что войну надо продолжить, тогда как Лабзин и А. Хвостов ратовали за мир. Шишков выражался уклончиво – по крайней мере в присутствии молодого Жихарева – и пробормотал лишь, что Россия должна действовать осторожно и что он полностью доверяет решению императора. Из записок Жихарева можно понять, что атмосфера не была резко оппозиционной, – хотя, возможно, он понимал не все тонкости обсуждаемого. Но все-таки, в отличие от салона Екатерины Павловны, это не было форумом, созванным для того, чтобы выразить возмущение правительством. Вместо этого здесь предоставлялась возможность для встреч консервативной литературной элиты с единомышленниками из числа государственных служащих, придворных и военных. Здесь Шишков и другие представители старшего поколения могли изложить свои взгляды на русскую культуру – ну и, разумеется, политику[256].

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное
Призвание варягов
Призвание варягов

Лидия Грот – кандидат исторических наук. Окончила восточный факультет ЛГУ, с 1981 года работала научным сотрудником Института Востоковедения АН СССР. С начала 90-х годов проживает в Швеции. Лидия Павловна широко известна своими трудами по начальному периоду истории Руси. В ее работах есть то, чего столь часто не хватает современным историкам: прекрасный стиль, интересные мысли и остроумные выводы. Активный критик норманнской теории происхождения русской государственности. Последние ее публикации серьёзно подрывают норманнистские позиции и научный авторитет многих статусных лиц в официальной среде, что приводит к ожесточенной дискуссии вокруг сделанных ею выводов и яростным, отнюдь не академическим нападкам на историка-патриота.Книга также издавалась под названием «Призвание варягов. Норманны, которых не было».

Лидия Грот , Лидия Павловна Грот

Публицистика / История / Образование и наука
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика