Романтики, реформаторы, реакционеры. Русская консервативная мысль и политика в царствование Александра I

В 1810 году, откликаясь на эти настроения, группа Шишкова и Державина решила преобразовать свои собрания в официальную организацию, чьи чтения были бы открыты для столичной элиты. Это был знаменательный шаг, поскольку консервативно настроенные дворяне и сановники старшего поколения обычно не создавали официальных организаций для распространения идей, которые можно было бы хоть в какой-то степени расценить как политические, не говоря уже об оппозиционных взглядах. Это решение свидетельствовало об отстраненности группы от политики правительства и намерении объединиться на основе идеологии. Хотя новая организация ни в коей мере не представляла собой политическую партию, она представляла из себя осторожный шаг от мира, полностью разделенного на частную и официальную сферы, к гражданскому обществу, в котором политика реализуется посредством независимых структурированных организаций, не основанных ни на родстве, ни на покровительстве.

Обсудив различные варианты, члены общества решили назвать его «Беседой любителей русского слова». Оно состояло из четырех разрядов, у каждого был свой председатель (Шишков, Державин, А. Хвостов и Захаров), четыре или пять действительных членов и три-четыре члена-сотрудника, которые при освобождении места могли стать действительными. Общество имело четырех попечителей (ими были Мордвинов, министр юстиции Дмитриев, министр народного просвещения Разумовский и его предшественник на этом посту Завадовский) и 33 почетных члена[259]. Карамзинистам вроде Вигеля эта структура (напоминавшая ему Государственный совет) представлялась бессмысленной, поскольку у разных разрядов не было самостоятельной функции. Более того, это казалось отражением абсурдности «Беседы» в целом, которая «имела более вид казенного места, чем ученого сословия, и даже в распределении мест держались более Табели о рангах, чем о талантах» [Вигель 1928, 1: 360–361].

Это обвинение было не вполне заслуженным, потому что деление на разряды облегчало организацию вечеров, которые «Беседа» планировала в мельчайших деталях. Однако в определенном смысле точка зрения Вигеля была верна: поборники «старого слога» возражали против таких особенностей, принятых у адептов «нового», как намеренная неформальность и эгалитаризм, и отстаивали четкое разделение между формами, подходящими для повседневности, и подобающими для таких торжественных событий, как литературные чтения. Они выдвигали концепцию общества – важную для старого режима в целом и российского служилого государства в частности, – в котором все взаимоотношения основаны на единой иерархии. Ничто не могло быть более чуждым представлениям членов «Беседы» о чинах и о приличии, чем взволнованный до слез Сергей Глинка, обращающийся со страстной речью к толпе крестьян, или Ростопчин, изображающий неотесанного деревенщину. Торжественная обстановка и церемониальность «Беседы» должны были подчеркнуть особое достоинство литературы, подобно тому как церемониальность монархии выражала и внушала благоговение перед ней. Приверженность «старому слогу» была отчасти свойством поколения, проповедовавшего уважение к возрасту, традиции и высокому общественному положению. Это отразилось и в иерархической структуре «Беседы», где действительные члены были, как правило, более известны и старше по возрасту и по чину, чем члены-сотрудники. К тому же в обществе состояло много чиновников, для которых уважение к бюрократическим нормам было второй натурой; их вселенная, сформированная в XVIII веке, еще не была разделена на мир литературы и мир государственной службы [Альтшуллер 1984: 51, 98].

«Беседа», объединившая большую часть прежнего литературного кружка Шишкова, по праву гордилась впечатляющим подбором литературных талантов. Как указывает Альтшуллер, в нее входили «талантливейшие писатели старшего поколения» (Державин, Крылов, Шишков), «крупнейшие литераторы “второго ранга”» (Шаховской, С. А. Шихматов, В. В. Капнист, Д. П. Горчаков, Н. П. Николев, П. М. Карабанов), ученые (Ермолаев, Востоков), «талантливая молодежь» (Н. И. Греч, В. Н. Олин, Жихарев, А. П. Бунина, Гнедич) [Альтшуллер 1984: 52][260]. Примечательно, что практически ни одно из имен списка членов «Беседы» 1811 года не встречается в листе подписчиков «Русского вестника» за тот же год. Оно и понятно: круг последователей Шишкова, состоявший из видных петербургских сановников и писателей, резко отличался от круга читателей Глинки – московских и провинциальных дворян и купцов.