Романтики, реформаторы, реакционеры. Русская консервативная мысль и политика в царствование Александра I

Подобно первоначальной группе Шишкова, «Беседа» была не просто собранием писателей и филологов. Почетные должности попечителей занимали бывшие или действующие министры, а список почетных членов читался как перечень самых видных представителей российской элиты. Кроме двух епископов, он включал Вязмитинова, А. Д. Балашова, министра внутренних дел О. П. Козодавлева и обер-прокурора Святейшего синода Голицына. Почетными членами «Беседы» были также генерал-квартирмейстер (фактически начальник штаба армии) П. М. Волконский, попечители учебных округов Петербурга и Москвы, председатель Комитета министров, директор императорских театров и два члена Государственного совета. Хотя они не играли активной роли, их имена придавали «Беседе» дополнительный политический вес. Когда Державин добавил в список Карамзина, Шишков в отместку ввел в общество Ростопчина и некоторых других лиц, не нравившихся Державину. Однако они, как и другие проживавшие вне Петербурга участники, не посещали собраний. И наконец, уступая политической необходимости, Шишков скрепя сердце зачислил в члены «Беседы» Сперанского и его помощника Магницкого, хотя вся группа была категорически против политики, которую проводили эти двое [Ходасевич 1988: 233][261].

Организаторы «Беседы» надеялись, что император утвердит ее устав в ноябре 1810 года, но, как замечает Альтшуллер, он «не торопился разрешать многолюдные собрания подозреваемых в оппозиции литераторов» [Альтшуллер 1984: 52]. Д. Хвостов слышал, что «у государя за столом, говоря о новой “Беседе”, сказано было, что она вместо слова “билет” намерена употребить “звальцо”. Сие произвело всеобщий хохот, и “Беседа” оставлена без утверждения» [Хвостов 1938: 368][262]. К середине февраля, однако, «Беседа» получила одобрение императора и могла начать работу[263]. Причина этой задержки не вполне ясна: возможно, Александр желал выразить свое неудовольствие, но при этом избегал конфронтации, к которой привел бы прямой отказ.

Первые публичные чтения состоялись 14 марта 1811 года в 8 часов вечера «в присутствии двухсот избранных» [Хвостов 1938: 369], допущенных по особому приглашению. Обстановка в доме Державина на Фонтанке была праздничной и торжественной. Дамы были в вечерних туалетах, мужчины – в парадной форме при медалях и лентах. Стурдза позднее вспоминал:

Зала средней величины, обставленная желтыми под мрамор красивыми колоннами, казалась еще изящнее при блеске роскошного освещения. Для слушателей вокруг залы возвышались уступами ряды хорошо придуманных седалищ. Посреди храмины муз поставлен был огромный продолговатый стол, покрытый зеленым тонким сукном. Около стола сидели члены беседы под председательством Державина, по мановению которого начиналось и перемежалось занимательное чтение вслух, и часто образцовое [Стурдза 1851:5–6].

Некоторые участники собрания, продолжавшегося два или три часа, приезжали (по воспоминаниям К. С. Сербиновича) «по чувству патриотизма, если не по убеждениям литературным» [Александр Семенович Шишков 1896: 574]. Это чувство патриотизма было могучей силой, и не один Стурдза отмечал, что «Беседа» стала ответом образованной части общества на создание в 1806–1807 годах народного ополчения. Так Россия собиралась с силами, чтобы противостоять агрессии Наполеона [Десницкий 1958: 112][264].