Романтики, реформаторы, реакционеры. Русская консервативная мысль и политика в царствование Александра I

Никто не выразил желания выступить со вступительным словом, и Шишков взял эту задачу на себя [Шишков 1870,1:116]. Текст его речи, объемом в 38 печатных страниц, изобиловал длинными цитатами из русских писателей и поэтов; в нем вновь утверждался основной тезис теории «старого слога»: культура должна опираться на родной язык, а не подражать иностранной. Шишков всячески превозносил Екатерину II, кумира консерваторов, Александра же упомянул лишь для того, чтобы подчеркнуть, что создание «Беседы» отвечает устремлениям самого государя, поскольку и его реформы образования, и деятельность «Беседы» способствуют распространению просвещения в России. Он говорил, что русский язык – один из древнейших в мире и никоим образом не ниже греческого или латыни; это язык, способный выразить любое понятие и чувство, а народный язык – важнейший источник национальной культуры. (Даже критики Шишкова с уважением отмечали его усилия добиться признания ценности народного языка и поэзии [Булич 1902–1905, 1: 231–233]). Воздерживаясь от нападок на зарубежную культуру и языки, он призывал русских изучать собственные, ибо в противном случае, предупреждал он, истощатся внутренние жизненные силы народа [Шишков 1818–1834, 4: 108–146]. Это был тот же пафос, которым было проникнуто его «Рассуждение о старом и новом слоге». Шишков, в отличие от Ростопчина с выдуманным им Богатыревым, тщательно избегал псевдонародных просторечий и ксенофобии. Его представление о собственной роли опиралось на понятие достоинства: строго упорядоченная структура «Беседы» была данью уважения к достоинству русской литературы; достоинство языка не позволяло произвольно использовать просторечия ради дешевого эффекта; достоинство патриотизма не допускало эксплуатации этого чувства в политических играх.

Он считал, что его речь удалась. «Речь мою слушали с великим вниманием: во время чтения царствовала совершенная тишина и безмолвие». Затем аудиторию потчевали занимательными баснями Крылова, и «“Беседа” кончилась к общему всех удовольствию. Все отзывались о ней с похвалою» [Шишков 1870, 1: 116–117]. Общее впечатление было столь благоприятным, что присутствующие тут же, «без всякой просьбы со стороны членов “Беседы”, учредили подписку, чтобы ее поддержать» [Хвостов 1938: 364]. Графиня Строганова призналась Шишкову, что поначалу боялась заскучать из-за внушительного объема его речи, но речь оказалась такой интересной, что она охотно слушала бы ее еще два часа кряду [Шишков 1870, 1: 116–117]. Шишков был доволен тем, что вечер побудил многих дам заинтересоваться родным языком и литературой. На следующий день он навестил графиню и застал там Крылова, который читал гостям свои басни, пользовавшиеся неизменным успехом. Зашедший в салон Жозеф де Местр наблюдал эту сцену и сказал Шишкову по-французски: «Я вижу нечто новое, никогда небывалое: читают по-русски, – язык, которого я не разумею и редко слышу, чтоб в знатных домах на нем говорили!»[265] Шишков, естественно, был счастлив.

Ежемесячные публичные чтения продолжали собирать целые толпы. На втором чтении, состоявшемся 22 апреля 1811 года, было «не менее трехсот человек лучших людей в городе, в котором числе множество дам» [Хвостов 1938: 372][266]. Интерес, который проявили женщины, был особенно отраден, потому что Шишков уже давно убедился в том, что очарование дам, говорящих по-французски, сбивает с пути истинного даже самых ярых русофилов[267]. Поэтому было публично заявлено, что цель «Беседы» – «приохотить публику, а особливо дам, к русской словесности и языку» [Хвостов 1938: 364][268]. Спустя год интерес публики к чтениям не угас, и 23 февраля 1812 года они собрали три сотни гостей. Стремясь привлечь внимание общества и за пределами столицы, «Беседа» послала свои издания (опубликованные как «Чтения в “Беседе любителей русского слова”») главам 21 губернии. Большое число столичных жителей, посещающих чтения, и их социальный статус, как и усилия «Беседы» завоевать провинциальную публику (которые, скорее всего, были успешны, так как члены общества и его петербургские попечители имели связи в провинции), позволяют предположить, что «Беседа» превратилась в важный форум, выражающий и распространяющий мнения элиты не только в столице, но, возможно, и по всей России [Десницкий 1958: 127–128][269].

Реакция людей на «Беседу» зависела, конечно, от их политических и литературных взглядов. Шишков послал опубликованный отчет о первом вечере Марии Федоровне и ее дочери Анне Павловне. Императрица-мать ответила благожелательно и, очевидно, просила Шишкова передать ее наилучшие пожелания членам общества, которые приняли ее приветствие «с глубочайшей благодарностью». Император, напротив, демонстративно осадил членов группы, отклонив их приглашение на публичное чтение. Тогда Державин отвез ему приглашение лично, после чего объявил, что император все-таки обещал посетить чтения, но тот привел его в замешательство, передав ему через Балашова: «Я вам не давал слова; вы ослушались» [Хвостов 1938: 372][270].