Романы Ильфа и Петрова

Бывший предводитель дворянства, губернатор и т. п. на скромной канцелярской должности — одно из общих мест 20-х гг. на тему «бывших людей». Близко напоминает о Воробьянинове «бывший граф Зюзин» (пенсне, завитые усы, бородка, толстовка) за учрежденческим столом под вывеской: «Управделами тов. А. М. Зюзин» [(карикатура в полный лист В. Козлинского под заглавием «Сохранился…», Чу 23.1929; см. также ДС 5//11)]. В рассказе С. Вышенцева «Губернатор» заглавный персонаж, скрыв свое прошлое, работает делопроизводителем треста [в его кн.: Поединок, М.: Сегодня, 1927]. «Бывшие» находят друг друга и имеют любимые места встреч: как пишет М. Талызин, завсегдатаями одного из московских трактиров в 1924-25 были «полотер, когда-то талантливый педагог, седой инструктор из наробраза, бывший предводитель дворянства, и трамвайный билетер, прежде сенатский чиновник» [По ту сторону, 191]. «Бывших» людей в 20-е гг. было так много, что кое-где они образовывали целые популяции или микрокосмы. В одном очерке-фельетоне тех лет описывается заповедник или коммуна «бывших» — канцелярия Академии наук СССР, полностью укомплектованная бывшими сановниками, вице-губернаторами, баронами, директрисами благородных пансионов, сотрудниками министерств и т. п. Интересно, что подобный оазис по совместительству часто оказывается приютом и другого широко распространенного «порока» советских учреждений — семейственности: служащие в них «бывшие» состоят в сплошном родстве между собой [Г. Рыклин, Забытая усадьба, Чу 19.1929; о «кумовстве» в совучреждениях см. ЗТ 11//5].

1//4

Далее «Цирульный мастер Пьер и Константин» обещал своим потребителям «холю ногтей» и «ондулясион на дому». — Ср. вывеску: «М-ль Адель. Маникюр и холя ногтей» в рассказе В. Инбер «Лампочка припаяна» [в ее кн.: Ловец комет]. Рекламу парикмахерской — женский палец и надпись «холя ногтей» — упоминает А. Мариенгоф [Бритый человек, 49]. «Холя» — не обывательское новообразование: «шампунь для мытья и холи» встречается во вполне культурной рекламе тех лет. Ондулясион (фр. ondulation) — химическая завивка.

1//5

…На большом пустыре стоял палевый теленок и нежно лизал поржавевшую… вывеску. — Здесь и далее [ДС 2; ДС 9] узнается схема провинциального городка, выкристаллизовавшаяся в советской литературе тех лет. Неизменные компоненты провинциальной декорации — пустынная немощеная площадь, парикмахерская (с мастером, ожидающим нечастых клиентов), несколько церквей, пожарная часть, похоронное бюро, гостиница — все это есть в повестях Ю. Слезкина «Козел в огороде» (1927), Н. Никитина «Юбилей» [НМ 10.1926], В. Катаева «Растратчики» [1926, гл. 9]; в очерке А. Аграновского «Город Магнет» [ТД 01.1927] и др.

«Корова, коза, свинья vs. письменный текст» образует обширное гнездо мотивов. В рассказе Дм. Стонова «Брага» коза жует афишу [КН 24.1926]; у Маяковского пограничные чиновники глядят, как в афишу коза на на польский паспорт [Стихи о сов. паспорте, 1929]; у Слезкина козел лягает человека, читающего афиши [гл. 1]; у Катаева козел ест афишу с забора [гл. 8]; ту же функцию выполняет он в юмореске «Козел-лишенец», подвергаясь за это административным карам [Ог 10.04.30]. Как заведомый штамп, используется тот же мотив на карикатуре Н. Радлова: пожевав театральную афишу, козел падает бездыханным: «Неудобоваримый репертуар» [См 15.1927]. По словам другого юмориста, коровы и козлы производят полезную работу по санитарии и благоустройству, очищая город от ненужных объявлений [Камера для вытрезвления, Бе 21.1928]. Мотив возник еще в досоветском юморе: в сатириконовском фельетоне козел в Тюмени объедает афиши и анонсы [НС 17.1915: 8]. О мифопоэтическом мотиве поедания письменного текста см. ЗТ 27//1.

1//6

Погребальная контора «Милости просим». — Похоронное бюро под таким названием фигурирует в пьесе Б. Ромашова «Конец Криворыльска», появившейся годом раньше ДС [д. 1, сц. 2, явл. 2].

1//7