Романы Ильфа и Петрова

"У хлебной пристани Севастополя несколько „иностранцев“ — так называют здесь заграничные торговые суда... Громадины „торгаши“ — то греки, то итальянцы — наготове. С парусников, с лайб, из вагонов старый хлеб грузится в пасть „иностранцев‘4 [Макс Поляновский, Перед новым урожаем, Ог 08.08.26].

"Тяжелый коричневый голландец „Эразмус** привез нам хлопок и сгружает его на пристань. .. Стройный и поджарый английский пароход грузит наш лес" [Т. Тэсс, Полярный порт, Ог 17.11.29].

"В гавани [Новороссийска] стоят пароходы под флагами разных стран, сосут нефть из трубопроводов... Над городом перекинулась галлерея, обрывающая свое цинковое туловище над морем, и хоботы галереи свисают прямо в пароходные чрева. По галереям... течет зерно из элеватора" [С. Борисов, По Черному морю, КН 26.1927].

"Около механических амбаров... стоит огромный итальянский пароход, который наполняет свои глубокие трюмы душистым зерном... Длинные руки-конвейеры... сыплют зерном щедро, беспрерывно, и с каждым часом тяжелеет и все глубже опускается в воду итальянский гость" [В. Сич, Одесса-порт, КП 02.1929].

"Низкобортный греческий грузовик набивает трюмы марганцевой рудой. За ним на очереди стоит... "итальянец"... Марганцевая пыль осаживается на угольно-черные борты „грека"... Совторгофлотовский "курьер", стальная гончая, пересекает Черное море от Батума до Одессы в три дня" [М. Зуев-Ордынец, Город на болотах (Поти), КП 44.1929].

Как можно видеть, эта операция изображалась как живое взаимодействие и своего рода обмен веществ между советским берегом и иностранными судами, при котором первый уподобляется кормящей матери, вторые же — жадно припадающим к ней детенышам. Характерна густота телесно-органических образов применительно к кораблям, кранам и прочему портовому оборудованию. Сюда входят и персонификации "иностранец", "голландец", "грек", "итальянскийгость", "грузовик", "курьер", "торгаш" ит. п. Ср. разнообразные приравнивания трактора к лошади [см. ЗТ 8//48]. Все это гнездо тропов типично для того переходного этапа советской мифологии, когда, согласно классической работе К. Кларк, конструктивистской машинизации человека пришло на смену обратное течение — повышенное внимание к природе и человеку и соответственно одушевление, гуманизация машины [см. Clark, The Soviet Novel, 99-100]¹.

14//11

Пылали звездные скопления Днепростроя, Магнитогорска и Сталинграда. На севере взошла Краснопутиловская звезда, а за нею зажглось великое множество звезд первой величины... Светилась вся пятилетка, затмевая блеском старое, примелькавшееся еще египтянам небо. — Отступление о созвездии строек и о влюбленных, мечтающих строить комбайны, иллюстрирует типичный для соавторов сплав романтической перспективы социализма с юмористической трактовкой конкретных его строителей [см. Введение, раздел 1].

Упоминание о "примелькавшемся" египетском небе стоит в ряду мировых образов и архетипов, утрачивающих свою многовековую магию под лучами социализма. Эти символы начинают появляться уже в первом романе (гусар-схимник), но особенно сгущены во втором (Адам и Ева, ангелы, желающие сойти с неба на землю, отшельник, Вечный Жид, Соловей-разбойник, Кащей Бессмертный и др.).