Романы Ильфа и Петрова

Едва ли случайно выбор соавторов во втором романе остановился именно на рогах и копытах. По сравнению с когтями и хвостами, печами и трубами они несут наиболее широкие смысловые коннотации, выходящие за пределы демонической сферы; например, они ассоциируются с домашним рогатым скотом и с песенкой о печальной судьбе "серенького козлика", от которого волк оставил "рожки да ножки".

Ранее мотив учреждения, заготовляющего рога и копыта, фигурировал в высоком романтическом ключе у И. Сельвинского в стихотворении "Алло, Русь!" (1925). Рога и копыта, экспортируемые на Запад за золото, оборачиваются для Советской России рогом изобилия ¹. Между прочим, поэт связывает данный мотив с темой переработки (рециклизации), которая у него звучит мажорно:

Подумайте только! Желатин, бусы,
Суперфосфат, набалдашник на трость,
Клей и гребенки, муку и зубы
Дают рога, копыта и кость

[Избр. произведения, 124]. В мире Ильфа и Петрова эта тема играет одну из центральных ролей и многообразно варьируется. В ее орбиту входит, между прочим, и мотив переработки живых существ в пуговицы [см. ЗТ 34//6]. Естественно предположить какую-то степень влияния данной темы на выбор профиля бендеровской конторы.

Заготовка рогов и копыт приобрела особую злободневность зимой и весной 1930 в связи с массовым забоем скота крестьянами в ответ на коллективизацию. Это явление было всем известно и актуально в год действия ЗТ. Журналистка Татьяна Тэсс в очерке "Самим себя накормить" напоминает, что "кулак не будет кормить рабочих белым хлебом. .. И потому, взамен перебитого, порезанного кулаками скота нам нужно самим организовать фабрики мяса" [Ог 30.10.30]. О продаже крестьянами рогов и копыт на клей упоминает хорошо осведомленный в советских делах Рукейзер [Working for the Soviets, 215]. "Успехам" колхозного движения вторит рост бендеровской конторы (правда, уже без участия Остапа). Если в ЗТ 15 туда являлся лишь один мужик с мешком грязных рогов, то в ЗТ 35 в ворота "Гособъединения Рога и Копыта", украшенные портретами вождей, въезжают "трехтонные грузовики, нагруженные доверху кондиционными рогами и копытами". Предположить указанный символизм тем логичнее, что ведь и первое появление бендеровских "Рогов и копыт" на месте пяти частников имело сходный историко-символический характер, знаменуя смену нэпа новым курсом на индустриализацию и коллективизацию [см. ЗТ 14//23, а также выше, примечания 1-3]. Между появлением вывески в ЗТ 14, приходом мужика с рогами в ЗТ 15 и грузовиками в ЗТ 35 определенно прочерчивается связующая линия. Тот факт, что "Рога и копыта" как имя учреждения были придуманы еще в доколхозную эпоху, этой гипотезе не мешает, ведь старые мотивы всегда могут получить актуальность и новый стимул к жизни в изменившихся обстоятельствах.

15//7

В душе я бюрократ и головотяп. Мы будем заготовлять что-нибудь очень смешное, например, чайные ложечки, собачьи номера или шмуклерский товар. — Шмуклер (из еврейско-немецкого: Schmuckler — позументщик) — ремесленник, производящий шнуры, кисти, бахрому [Даль, Фасмер]. Об одном применении чайных ложечек см. ЗТ 35//10.

Бюрократизм и головотяпство — пороки советского аппарата, часто обличаемые в массовых кампаниях и в прессе 1929-1930. Под головотяпством понималось неумелое хозяйствование, приводящее к непомерным затратам, порче материала, выпуску ненужной продукции при нехватке нужной и т. п. См. в "Правде" заголовки вроде: "Памятник головотяпству" (о строительстве грандиозного моста через реку Пахру якобы в память Ленина); "Рационализация — головотяпство" (о технических новшествах, приведших к исчезновению товаров в магазинах); "Овощи погибают, головотяпы живы!"; "Посеяли капусту, выросло... головотяпство"; "Не плодоовощной рынок, а базар головотяпов" (о перебоях в снабжении овощами) и т. п.

Слово восходит к "Истории одного города" Салтыкова-Щедрина: "Головотяпами... прозывались эти люди оттого, что имели привычку „тяпать" головами обо все, что бы ни встретилось на пути. Стена попадется — об стену тяпают; богу молиться начнут — об пол тяпают..." [О корени происхождения глуповцев].