Романы Ильфа и Петрова

Козлевич получил брелок в виде компаса, который очень подошел к его толстым серебряным часам. — Одна из форм часового брелока, бывших в моде в девятнадцатом столетии. В романе Пьера Бенуа "Соленое озеро" (рус. пер. 1923) его носит глава мормонской церкви Бригам Янг: "Он поигрывал миниатюрным компасом, украшавшим цепочку его часов" [гл. 9; действие в середине XIX в.]. В романе того же автора "Мадемуазель де ля Ферте" (1923) профессор-медик носит брелок в виде золотого буссоля [то же, что компас; ч. 4; действие в 1880-е гг.]. Высокоразвитая культура брелоков различала профессии и ведомства, намек на что мы видим и в компасе Козлевича. Мемуарист вспоминает часовой магазин Николая Линдена в Санкт-Петербурге, где

"самою разнообразною была витрина с брелоками: коралловые женские ноги, голова вепря, крест, якорь и сердце — Вера, Надежда, Любовь, циркуля, маленькие погоны разных полков и крошечные наплечники в эмали разных институтов: Е-П — Горного института с густою синей каймою, H-I — Технологического, серебристые „путейские" — A-I с замысловатыми украшениями вдоль буквы, и круглые в виде нашлепки или выпуклого венка у лесников" [Горный. СПБ (Видения), 2000, 70].

24//20

— Какая фемина! — шептал он [Паниковский]. — Я люблю ее, как дочь! — О словечке "фемина" см. ЗТ 23//8 со сноской 3. "Я люблю ее все равно как родную дочь", — не раз повторяет в рассказе В. Катаева "Ребенок" (1929) стареющий интеллигент Людвиг Яковлевич, у которого завязывается нерешительный роман с домработницей Полей.

24//21

На площади, выложенной лавой, прогуливались молодые люди, любезничая и смеясь. — Об импортной лаве, этом материале одесских мостовых, неизменно вспоминают старые одесситы: "Я был на нашей далекой родине. Снова увидел недвижимый пейзаж бульвара, платанов, улиц, залитых итальянской лавой" [ИЗК, 316]; "Улица, вымощенная синей итальянской лавой, была тиха и так печальна..." [Липкин, Квадрига, 154]; "На бульварах, выложенных синими плитами итальянской лавы, ходят куры" [С. Бонда-рин, Златая цепь, 10]; "Гладкую кладку каменных плит мостовой" вспоминает в своих заметках о поездке в Одессу в 1936 С. Эйзенштейн [Избр. произведения, т. 1: 513]. Комментатор слышал от А. И. Ильф, что лаву в свое время завозили в Одессу иностранные суда, прибывавшие за российским хлебом. По словам Александры Ильиничны, от знаменитых мостовых из лавы дошли до наших дней лишь незначительные клочки — по большей части во дворах и других забытых уголках города.

24/122

За строем платанов светились окна международного клуба моряков. Иностранные матросы в мягких шляпах шагали по два и по три... — Наряду со старинной мостовой, упомянуто здание вблизи музея, стоящее и поныне. Имеется в виду

"Дворец Моряка, раскинувшийся на приморском бульваре, специально рассчитанный на матроса, ведущий громадную работу по культурному обслуживанию моряков. Это особенно чувствуют иностранные моряки, сравнивающие Одессу с портами других „цивилизованных** стран. В интернациональном уголке, украшенном тропической зеленью, встречаются китайцы и греки, итальянцы и негры" [С. Вич, Одесса-порт, КП 02.1929].

24//23