Романы Ильфа и Петрова

Может быть, вы хотите, чтобы я спел вам серенаду Шуберта "Легкою стопой ты приди, друг мой"?.. На вас треугольная шляпа?.. А где же серый походный пиджак? — Цитируются "Серенада" Ф. Шуберта из цикла "Лебединая песня" (слова Л. Релыптаба, перевод Н. Огарева) и "Воздушный корабль" Лермонтова (На нем треугольная шляпа / И серый походный сюртук). Упоминаемая далее Остапом пещера Лейхтвейса — мотив из рыночных романов начала XX века [см. ДС 9//11].

29//6

За холмами залегли мои молодцы... — Выражение "мои молодцы" встречается у чуткого на штампы А. Аверченко, у которого счетовод Химиков воображает себя романтическим разбойником: "Этот негодяй уложил лучшего из моих молодцов... Мои молодцы пронюхали, что у нее водятся деньжата..." [Страшный человек]. Возможны реминисценции из Пушкина (Перестрелка за холмами... [Делибаш]) и Блока (За холмом отзвенели упругие латы...).

У Толстого в сцене бунта крестьян Лаврушка (блефуя, как и Остап) спрашивает Ростова: "Прикажете наших из-под горы кликнуть?" [Война и мир, Ш.2.14].

29//7

Старик замахивался на них [кочевников] салфеткой и дребезжал: — Отойди, Мамай, не видишь, что делается? Ах, господи! Соус пикан перестоится! И консоме с пашотом не готово! — Ср. те же слова и жесты при описании приема в барском доме в "Святых" Бунина: "...Старик-буфетчик волновался, ссорился с Агафьей Петровной, шипел и замахивался серебряной ложкой на Устю, накладывая граненые вазы вареньем..." В "Дуэли" Чехова Самойленко, готовя обед, "замахивался на [денщика] то ножом, то ложкой. — Подай уксус! — приказывал он. — То есть не уксус, а прованское масло!.. Накрой сметану, раззява, а то мухи налезут!" [гл. 3; курсив мой. — Ю. Щ.]. У А. Аверченко, так же, как Ильф и Петров, коллекционирующего штампы, появляется салфетка: слуга Алексей "стал бегать по ресторану, размахивая... [салфеткой] как побежденные белым флагом", "замахал белой салфеткой" [Ресторан "Венецианский карнавал"] ¹.

В рассказе Чехова "Глупый француз" клиент заказывает консоме, половой спрашивает: "Прикажете с пашотом или без пашота?" [указано в публ.: Вентцель, Комм, к Комм., 358]. Пашот — яичная приправа к бульонам.

29//8

На столе все смешалось. — Видимо, попытка реминисценции из Л. Н. Толстого ("Все смешалось в доме Облонских"). Того же происхождения эстрадная песенка Кавалерова в "Зависти" Олеши: В учрежденьи шум и тарарам, / Все давно смешалось там... / Машинистке Лизочке Каплан / Подарили барабан...

29//9

Антона Павловича кормил, принца Вюртембергского!.. — Идет ли здесь речь о реальном лице, нам установить не удалось. Во всяком случае несомненно, что говорится не о двух разных клиентах, а об одном, т. е. "Антон Павлович" мыслится как имя и отчество принца Вюртембергского, а не писателя А. П. Чехова. На эту соавторскую уловку поддался французский переводчик ЗТ А. Прешак, переведя данную фразу так: "Moi qui ai servi Anton Pavlovitch, qui ai servi le prince de Wurttenberg!" — и снабдив ее пояснением, которое он не озаботился подкрепить фактами: "Anton Pavlovitch Tchekhov etait un fin gourmet" [Ilf et Petrov, Le veau d’or, 499]. Фамилии высоких особ типа "Вюртембергский", "Ольденбургский" и др. сопровождались титулом плюс имя-отчество (например: Его Императорское Высочество принц Петр Георгиевич Ольденбургский).

Установилась формула, в которой мастер хвалился услугами, оказанными им в прошлом знатным клиентам. Именование клиента ради эмфазы расчленялось на две части, нередко инвертированных. Каждая из них выражала отдельный аспект данного лица (чаще всего, имя-отчество и титул) и имела отдельное логическое ударение. Что особенно важно, обе части непременно означали одно и то же лицо, а не два разных. (Кроме этих двух частей, фраза могла содержать "verbum serviendi", обозначавший род оказанных услуг: шил, кормил и т. д.).

Приведем примеры. В исповеди Мармеладова [Преступление и наказание, I. 2] упоминается заказчик пошитых Соней голландских рубашек, "статский советник Клоп-шток, // Иван Иванович". В "Хирургии" Чехова фельдшер с гордостью заявляет, что он "господину Египетскому, // Александру Иванычу, [зубы] рвал". В другом чеховском рассказе, "Капитанский мундир", портной Меркулов хвастается тем, что "на барона Шпутцеля // шил, // Эдуарда Карлыча".