Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

– Это не те, что у моего благодетеля, – сказала она.

– Но, кузина, он мог их сменить, – возразила девица. – Поверьте мне: ваш рыцарь и мой суть одно и то же, и я столь живо сочувствую вашим угрызениям от его утраты, что готова последовать за вами в этом поиске.

– Я буду очень рада, – ответила дама.

И на другое утро они велели подать им лошадей и двинулись в путь. Оставим их странствовать, а мы между тем вернемся к нашему Ланселоту.

CXIX

Сарпенский лес, куда углубился Ланселот, лежал, как уже было сказано, на въезде в страну Горр. Он пересек его без приключений; но, выйдя оттуда, встретил прекрасную деву в смятении и великом горе. Она была на роскошном лотарингском коне с седлом английской работы. Он ее приветствовал, прося поведать ему причину ее слез.

– Извольте, сир. Да будет вам известно, что во время, когда Мелеаган, сын короля Бодемагуса, явился ко двору короля Артура востребовать королеву Гвиневру, сестра его освободила Ланселота из гнусного узилища, куда он был заточен. И потому он смог явиться ко двору, вызвать, победить и убить своего вероломного врага. Когда родичи Мелеагана узнали, что Ланселот своею вольностью обязан этой девице, они сказали, что она поступила так, дабы утолить злобу, питаемую ею к своему брату. Они ее обвинили в том, что якобы она была причиной его смерти; она подлежит сожжению, если не найдет шампиона в свою защиту. Однако никто не заступился за нее, и завтра утром ее должны предать огню. Это ли не причина мне оплакивать ее, одну из самых благородных и отважных девиц на свете?

– Сударыня, а если кто-то вызовется защитить ее завтра, будет уже поздно?

– Не знаю; но если вы хотите попытаться, ее, должно быть, держат в шести английских лье отсюда; вы можете, поднявшись рано поутру, прибыть до Первого часа. Быть может, вы уже найдете разожженный костер у опушки Флежского леса.

– Прекрасно; оставайтесь с Богом, сударыня!

И он расстался с нею, повернув к монастырской обители, лежащей невдалеке, где он надеялся переждать до рассвета.

У ворот обители прохлаждались четыре монаха, отслужив Повечерие. Они его приветствовали, помогли спешиться и спросили, не желает ли он поесть.

– Непременно, братья.

Тотчас поставили стол, постелили скатерть, принесли хлеб. Но прежде чем сесть, Ланселот решил пойти помолиться. Он снял свой меч и вошел в церковь. Становясь на колени, он заметил справа барьер, а именно сквозную ограду из серебра, изукрашенную золотыми цветами, зверьми и птицами всевозможных обличий. Внутри ограды стояли пять рыцарей в полных доспехах, со шлемами на головах и с мечами в руках, готовые отразить любого, кто дерзнул бы на них напасть. Ланселот поднялся в крайнем удивлении и подошел приветствовать рыцарей. Через малый зазор он проник в ограду и восхитился ее прекрасной выделкой и поистине королевской роскошью. Рыцари впятером окружали гробницу из чистого золота, отделанную драгоценными камнями; ничего великолепнее Ланселот в жизни не видел. Кто же мог быть сей государь, упокоенный внутри, и для чего стоят на страже эти рыцари?

– Сир, – сказали они ему, – мы здесь для того, чтобы не позволить никому похитить эту гробницу. Один из монастырских братьев предупредил нас, что некий рыцарь заберет ее силой, чтобы увезти за пределы страны.

– Так значит, здесь покоится достойный правитель?

– Несомненно, самый высокородный, самый могущественный, самый доблестный из людей.

– Как его звали?

– Если вы обучены грамоте, вы можете прочесть его имя поверх этой плиты.

Ланселот подступил на несколько шагов, и как же он был ошеломлен, когда прочел:

ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ГАЛЕОТ, СЫН ВЕЛИКАНШИ, УМЕРШИЙ ОТ ЛЮБВИ К ЛАНСЕЛОТУ

Он ощутил, как колени его подогнулись, и упал в беспамятстве. Когда рыцари подняли его, он воскликнул:

– Ах! какая печаль и какая жалость!

И вот он бьет себя в грудь кулаками, он рвет на себе волосы, он раздирает себе лицо.

– Какая утрата! – повторял он. – Возможно ли, чтобы величайший из принцев умер ради последнего из рыцарей!

Пятеро стражей взирали на него и просили унять скорбь, причину которой уяснить не могли. Вместо того чтобы им отвечать, он оставался прикован взором к начертанным словам: умерший от любви к Ланселоту.

– Я был бы последним негодяем, если бы прожил еще хоть один день.

И он вышел из ограды, чтобы пойти за своим мечом. Но при выходе из церкви его остановила Озерная девица, та самая, что накануне говорила с Богором у Хонгефорта.

– Ланселот! Ланселот! – сказала она, удержав его за полу парчового платья, – куда вы собрались?

– Оставьте меня; я уже ничего не жду от мира; я спешу избавиться от него.

– Выслушайте все-таки.

Но вместо ответа он вырвался у нее из рук.

– Ради того, что вам дороже всего на свете, – воззвала она к нему, – я вам запрещаю идти дальше, не поговорив со мной.

Он остановился, взглянул на нее и узнал.

– Ах! – сказала она, – Ланселот, вам бы следовало оказать лучший прием посланнице нашей Владычицы Озера.

– Увы! Какой радости я могу еще ждать от мира, когда в нем уже нет Галеота?