– Сударыня, на протяжении года я буду биться не иначе, как закинув ногу на шею моего коня, и я пришлю вам кольчуги и оружие всех, кого одолею.
Рыцаря этого звали Калеас Малый.
– А вы? – спросила она второго, по имени Кабилор Твердая Рука.
– Я велю поставить свой шатер на краю первого же леса на моем пути. Я буду сидеть там каждый день во всеоружии и останусь там, пока не одолею десять рыцарей или сам не буду побежден. Все лошади мною сраженных будут посланы вам.
Третий сказал:
– Я не войду ни в один замок, пока не одержу победу над шестью рыцарями, чьи шлемы получите вы.
Это был Альфазар Толстый.
Четвертый, Сарду Белый:
– Я не разделю ложе ни с одной девицей, плоть к плоти, пока не одолею четырех рыцарей, а мечи их отошлю вам.
Пятый, Майо Терновый:
– На протяжении года я не дам проходу ни одному рыцарю, ведущему девицу под охраной, без того чтобы вызвать его на бой. Если я выйду победителем, эти девицы, завоеванные мною, пойдут к вам в услужение.
Шестой:
– На протяжении года я буду драться только насмерть, и головы, отрубленные мною, будут посланы вам, сударыня.
Это был Ангер Коварный.
Седьмой, Парид Золотое Кольцо[322]
:– Я не пропущу ни одной девицы, ведомой рыцарем, без того чтобы получить от нее поцелуй, волей или неволей.
Восьмой, Мельдон Неунывающий:
– На протяжении месяца я буду ездить, прикрывая грудь одной сорочкой, со шлемом на голове, щитом на шее, копьем в руке, мечом на поясе. Так я буду биться со всеми встречными рыцарями; и я пошлю вам коней ото всех мною сраженных.
Девятый, Горускален Сильный:
– Ради вас, сударыня, я попытаюсь захватить королеву Гвиневру, будь при ней хоть четыре рыцаря ее дома, и пусть меня убьют, если мне не удастся привезти ее к вам.
Десятый:
– Я буду ездить, нигде не приклонив головы, пока не найду прекраснейшую из девиц; я отобью ее у провожатого и подарю вам в прислуги, если меня не убьют и не казнят.
Это был Малакен Валлиец.
Одиннадцатый:
– Из всех одежд я возьму лишь две сорочки: мою и моей любимой. Ее пелена прикроет мне лицо, а единственным моим оружием будет копье со щитом. В таком облачении я буду биться против десяти рыцарей и пришлю вам пленниками всех, кого одолею.
Это был Агриколь Красноречивый.
Наконец, двенадцатый, Отважный Уродец:
– На протяжении года я буду сидеть на коне без узды и поводьев. Он пойдет, куда и как пожелает, и я буду сражаться со всеми рыцарями, каких повстречаю на своем пути, если разве что их не окажется четверо. Вам достанутся пояса, пряжки, кошельки всех возлюбленных тех, кто сдастся мне на милость.
Один Богор еще не дал обета.
– Сир, – сказала ему королевна, – от вас мне не придется ждать никакой расплаты?
– Сударыня, даже не будучи в это невольно вовлечен, я был бы вашим рыцарем и отстаивал ваше право против всех и вся. Как только завершится мой поиск, я вызовусь сопровождать королеву Гвиневру, оттеснив тех четырех рыцарей, на которых это будет возложено, если только одним из них не будет мессир Ланселот Озерный.
– Сир, премного благодарна! – отвечала королевская дочь.
Танцы и хороводы продолжались до ночи. Затем король возвратился в замок, а вместе с ним его рыцари. Богору отвели самый красивый покой. Но у королевны душа была не на месте: она знала, что Богор не принял предложение отца, и оттого она была весьма опечалена и не могла этого скрыть от своей наставницы, старой дамы, сведущей в искусстве чар и обольщения.
– Что с вами, милое дитя? – спросила старуха, видя, как ее лихорадит.
– То, что будет для меня упущено и доведет меня до смерти.
– До смерти? Не могу ли я вам помочь? Расскажите; если мне не изменяют мой рассудок и опыт, вы обретете то, чего желаете.
– Нет; никогда я этого не скажу.
– Вы мне скажете, милое дитя; и тайна ваша сохранится. Разве я не была вам неизменно предана и на все для вас готова? Говорите же: вы страдаете от любви? Если так, то никто вам не сможет помочь лучше меня.
– Да, госпожа, я люблю, как никто на свете не любил; и если мною погнушались, я наложу на себя руки.
– И кто же он, ваш возлюбленный?
– Лучший, прекраснейший в мире рыцарь. Это победитель турнира: это моя душа и тело, моя утрата и награда, моя боль и радость, мое богатство и убожество, мой Бог, моя вера, мой дух, моя жизнь и, если придется отречься от него, моя смерть.
– Однако было бы лучше перестать думать о нем, раз уж вас не любят.
– Как же я могу? Будь я у самых зубцов башни высотою в сотню туазов и узри я его внизу, я бы бросилась к нему, веря, что любовь, владычица всего земного, поддержит меня в моем полете. Ах, госпожа, сжальтесь надо мною, если вы не желаете моей смерти.
– Успокойтесь, дитятко, и идите в постель. Поглядите-ка на это колечко: я пойду подарю ему его от вас. Он тут же воспылает любовью и непременно за мною пойдет.
– Тогда ступайте, госпожа, только не обманите меня!
Королевна легла в постель; ее наставница, накинув на плечи плащ, проникла в покой, где Богор лежал, еще не отойдя ко сну. Горели четыре свечи.
– Сир, – сказала она, – дай вам Бог доброй ночи!
– Милости прошу, госпожа! Что привело вас в такой час?