Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

– Вы не из тех ли рыцарей из дома короля Артура, – спросила она, – что бродят повсюду в поисках приключений?

– Да, сударыня.

– Тогда езжайте за мною, и я покажу вам одно из самых диковинных. Если вы сможете завершить его, то по праву можете звать себя лучшим рыцарем на свете.

– Сударыня, было бы глупо с моей стороны так мнить о себе; однако я не откажусь за вами последовать.

Они прибыли к укрепленному дому, окруженному стенами[318] и рвами. Девица позвала у ворот, ей отворили. Они перешли подъемный мост и спустились во двор, где была другая девица, ведшая рыцаря в полных доспехах.

– Ступайте за мною, – сказала первая.

Они вошли в красивую залу, а оттуда в богато украшенную спальню, где на роскошном ложе покоился рыцарь, исхудалый и бледный. Девица обратилась к нему:

– Сир, извольте показать этому рыцарю то, что он думал узнать, идя сюда.

– Вам стоит лишь убрать парчу, которой укрыта моя рука, – ответил он.

Она откинула парчу, и Богор увидел меч, зажатый в руке недужного и острием пронзающий насквозь другую ладонь.

– Испытайте, – сказал он, – не вы ли лучший рыцарь на свете; он один в силах меня освободить.

Но тут вторгнулся рыцарь, встреченный ими во дворе, и потребовал пройти испытание первым. Богор уступил, но тот понапрасну пытался вытянуть меч.

– Уходите, – сказал раненый, – вы с этим делом не сладили; позвольте подойти этому второму рыцарю, не такому прыткому, как вы.

– Любезный сир, – сказал Богор, – верно ли, что вся ваша надежда на избавление – лучший рыцарь на свете?

– Нет ничего вернее.

– Тогда я и пытаться не буду превзойти этот подвиг; ибо я не лучший из всех. Только один был бы вправе к нему подступиться.

– Ваша правда, – отозвался тот рыцарь, что напрасно старался. – Вы хотите сказать о монсеньоре Гавейне.

– Нет, я и не помышлял о мессире Гавейне, хотя признаю, что мало кто из рыцарей достоин его. Но если бы тот, о ком я подумал, сошелся с монсеньором Гавейном на ристалище, и если бы на кону была ваша жизнь, то за все угодья короля Артура я не хотел бы быть на вашем месте.

– Неправду вы говорите: не родился еще тот, кто победит монсеньора Гавейна.

– Больше никогда и не родится.

– Но кого же тогда, – спросил рыцарь, – вы считаете лучшим?

– Я не побоюсь его назвать, это мессир Ланселот Озерный.

– Ланселот! Вот уж никогда не скажешь, чтобы он одержал верх над монсеньором Гавейном; и думаю, не вам это утверждать.

– Я мог бы это утвердить и против того, кто сильнее вас: да, Ланселот – рыцарь получше монсеньора Гавейна.

– Я вас заставлю вернуть свои слова обратно. Сядем по коням[319].

Вопреки мольбам увечного рыцаря, они потребовали своих коней и сели верхом. Но до того как обменяться ударами, Богор еще увещевал соперника признать превосходство Ланселота.

– И не подумаю! – ответил тот, – я вас почитаю лжецом и утверждаю, что ваш Ланселот никогда в жизни не содеял ничего подобного подвигам монсеньора Гавейна.

– Это мы посмотрим.

Они устремляют вскачь своих коней и глефами бьют так жестоко, что вмиг прободают щиты. Кольчуги остаются целы, но глефа заступника мессира Гавейна поломана, а сам он перекинут через конский круп. Тогда Богор сходит на землю и с мечом в руке наступает на рыцаря, вставшего на ноги. И вот они рубятся более часа, на краткий миг прерываясь лишь по причине усталости, равной для обоих. Рыцарь пролил так много крови, что ощутил потерю сил, качнулся и рухнул, не шевелясь; меч выпал у него из рук. Богор поставил колено ему на грудь, сорвал с него шлем и поклялся убить его, если тот не признает себя побежденным.

– Никогда в жизни я не произнесу этого слова!

Богор ударил его рукоятью меча. Затем он спустил ему забрало и уже занес меч для смертельного удара.

– Не убивайте меня, я побежден, я признаю.

– Вы согласны исполнить мою волю?

– Разумеется.

– Тогда признайте, что Ланселот – лучший рыцарь, чем монсеньор Гавейн.

– Увы! Я подтверждаю это.

– Как только вы залечите свои раны, ступайте искать Ланселота и просите у него прощения за дерзости, которых мы наслушались.

– Я так и сделаю.

– Кстати, как ваше имя?

– Меня зовут Агравейн Гордый.

Он не сказал, что он брат мессира Гавейна, дабы не усугублять свой конфуз.

Девицы и оруженосцы подошли снять с Богора доспехи. Его снова привели к больному в покой, и он повторил ему, что лишь Ланселот Озерный способен его исцелить.

– Это самый превосходный рыцарь на свете, – добавил он.

Между тем Агравейна раздели и осмотрели его раны; они оказались глубоки. Их смочили вином, их смазали живительной мазью. Однако он два месяца оставался в постели, прежде чем пуститься на поиски Ланселота.

Что же до Богора, то, проведя ночь на прекрасном ложе, постеленном ему обеими девицами, он простился с увечным рыцарем и подался на равнину, где собирался турнир короля Брангора.

Вначале взору его предстало строение в виде ложи, возведенное девицам, судьям турнира. На галерее стояла дочь короля, одна из прекраснейших в мире принцесс; но Богор, став под ложей, не видел ее и не думал, что сам он на виду;