Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

– Вы мне не сказали ничего нового, – ответил Артур, – я заметил Ланселота при въезде в Эскалот в то время, когда мы оттуда выезжали. Ах! как бы я жалел, если бы послушал вашего брата Агравейна!

– Мой брат, – возразил Гавейн, – обманулся сам.

«Ни разу Ланселот не помышлял о подобной любви к королеве; к тому же говорю вам истинно, что он любит всею душой одну из прекраснейших дев на свете. И притом мы знаем, что он любил дочь короля Пеля, от коей рожден Галахад. – Несомненно, ответил король, если бы Ланселот и любил королеву всею душой, то я не верю, чтобы он дерзнул пойти на такую измену, как познать ее телесно; ибо в сердце его, средоточии столь великой доблести, не могла угнездиться измена, ежели это не величайшие дьявольские козни».

Увы! великий и справедливый Артур судил о Ланселоте слишком благосклонно или, скорее, не сознавал силу любви.

Когда король, Гавейн, Гарет и прочие вернулись в Камалот, королева узнала, что победитель Винчестерского турнира носил поверху своего шлема алый рукав и что победителем этим был Ланселот. У короля и мессира Гавейна не было ни малейшей причины скрывать то, что они якобы знали о его интрижке с девицей из Эскалота, а для сердца королевы их игривые байки были подобны разящим ударам меча.

«И она сказала себе: «О Боже! Так подло обманул меня тот, в ком я полагала преданность и ради чьей любви я опозорила достойнейшего в мире человека!»

Ее последние сомнения рассеялись, когда она услышала, как мессир Гавейн объясняет при ней долгое отсутствие Ланселота.

«Ланселот, говорил он, остался в Эскалоте ради одной девицы, которую любит всею душой; и знайте, что она прекраснее всех в королевстве Логр; и она была еще девой, когда мы оттуда ушли. И ради ее великой красоты я просил ее любви, но она мне отказала напрочь и ответила, что ее любит рыцарь, краше и лучше меня; и она мне сказала, что это Ланселот и что алый рукав, носимый им на шлеме, был от нее. – Мессир Гавейн, спросила королева, какой у него щит? – Госпожа, белый с двумя лазурными львами в коронах. – Клянусь головой, это тот, что он увез, когда выехал отсюда; и потому вашим словам об этом надобно верить».

В первом порыве гнева она призвала Богора и объявила ему, что больше никогда не желает видеть его кузена. Однако Ланселот был не у девицы из Эскалота, как его в том обвиняли; он оставался в постели в доме ее тетушки, и никому из тех, кто тревожился о нем, не приходило в голову ехать туда его искать.

И если королева была в отчаянии, то ничуть не лучше было расположение духа у ее юной соперницы. Она недолго могла противиться желанию повидать Ланселота и, приказав отвезти ее туда, где он был, без обиняков заговорила с ним так: