Королева не могла получить лучшего доказательства верности Ланселота; и потому она приняла своего избавителя с живейшими проявлениями нежности. Один лишь король чуял, как в нем нарастает тревога, тем более что сила их страсти никак не позволяла обоим любовникам скрыть ее от глаз сыновей короля Лота. Однажды пятеро братьев собрались на совет: Аргавейн хотел, чтобы короля известили немедленно; Гавейн, напротив, спорил и возмущался против него. Вдруг они увидели, что король вышел из спальни королевы и подошел спросить, о чем они пререкаются. Они отказались отвечать; чем более они упорствовали в молчании, тем более настаивал король, желая знать, о чем была беседа. Гавейн и Гарет ушли, чтобы их не вынудили говорить; остались только три брата (подобно трем предателям, которые выдали королю Марку тайну любви Изольды и Тристана). Артур стал заклинать их верностью к нему и их вассальными клятвами, чтобы они ему сказали то, что он, должно быть, уже боялся услышать.
«Коль скоро вы не хотите говорить, возразил король, дело до того дошло, что или вы меня убьете, или я вас. И ринулся к мечу, лежавшему на ложе, и обнажил его, и подступил к Агравейну, и сказал, что тот умрет непременно, если не скажет о том, о чем его просят. И когда тот увидел, что король так вспылил, то воскликнул: «Э, сир! Не убивайте меня, я вам скажу. Я говорил монсеньору Гавейну и другим, что они предатели и изменники, если терпят так долго позор и бесчестие, учиненное вам Ланселотом. – Как же, спросил он, Ланселот учинил мне бесчестие? Скажите мне. – Сир, он вас обесчестил через вашу жену, с которой спознался телесно, мы это знаем».
Король побледнел и долго хранил молчание; потом он согласился на то, чтобы попытаться застигнуть виновных, лишив их всякой возможности защищаться. Назавтра он объявил, что надолго уезжает на охоту, и не пригласил Ланселота ехать с ним. Тот уже заметил перемену в обхождении с ним короля; и его кузен Богор советовал ему быть настороже более чем когда-либо.
«Эх, Боже мой! сказал Ланселот, кто принес такие новости моему сеньору? – Сир, ответил Богор, если это был рыцарь, то Агравейн, а если женщина, то Моргана; ведь никто иной, кроме этих двоих, не посмел бы так сказать».
Едва Артур уехал, как королева послала за Ланселотом, чтобы он пришел побеседовать с нею. Вопреки советам Богора, он поспешил на свидание. Он прошел через потайную дверцу сада, куда выходила спальня королевы, но позаботился, по крайней мере, взять с собою меч. Агравейн же устроил слежку с нескольких сторон. Из окна, обращенного к изгороди, он видел, как Ланселот проник в сад и вошел в башню.
– Вы видели это не хуже меня, – сказал он рыцарям, которых созвал, – теперь наше дело – помешать ему скрыться от нас.
Они добрались до спальни королевы; дверь была заперта; они попытались ее взломать; Ланселот встал, взял свои одежды и меч и крикнул им:
«А! рыцари негодные, неудачники и трусы! Погодите: я вам открою и погляжу, кто сунется сюда».
Он и в самом деле открыл и снес голову первому, кто посмел переступить порог. Он поспешил снять с него шлем и кольчугу, облачился в них, и с этой минуты ему не стоило труда преодолеть заслон из рыцарей Агравейна; никто даже думать не смел заградить ему дорогу. Он догнал Богора; но поскольку предвидел, что скоро им придется выдержать войну против короля Артура, то решил податься обратно в Галлию, когда избавит королеву от казни, угрожающей ей.
Артур по возвращении с охоты узнал о том, что случилось; он велел схватить и судить королеву; ее приговорили к сожжению,
«ибо не должно иначе умирать королеве, коя совершила измену, поскольку она венчана и помазана».